Путь Тесея. Станислав Казимирович Росовецкий

сорвать с дочери пылающие одежды. Изменщик Ясон спасся. Он полагал, что хорошо знает, чего может ожидать от своей первой жены, ему и в голову не пришло тушить несостоявшуюся невесту и тестя. Однако и бессовестный Ясон недооценил Медею и был сокрушён последним её ударом: она собственноручно зарезала своих детей от него, мальчиков Мермера и Фарета. После чего, разумеется, убийца улетела на крылатой колеснице, запряжённой драконами.

      Первое время после того, как пришли из Коринфа эти удивительные известия, царь Эгей приобрёл привычку посматривать время от времени на западную полусферу неба: а не летит ли там тройка драконов, влача колесницу? Потом, прервав каждый раз скучное чередование лет и зим, произошли два новых важных для него события. Угасла, наконец, от неведомой болезни жалостно похудев, его вторая жена Халкиопа, и тем самым отпала сама собой неприятная задача объяснить ей приезд Медеи, о возможности, а если подумать, то и о неизбежности которого царь Эгей благоразумно умалчивал в Афинах. И почти тотчас же пришла из Фив весть, что Медея обосновалась там под покровительством Геракла. Незадолго до её появления в Фивах великий герой в припадке безумия, насланного на него вечной недоброжелательницей Герой, убил своих детей от Мелеагры. Медее удалось излечить его, но даже Геракл не сумел защитить свою спасительницу и некогда спутницу в плавании на «Арго» от фивян, не желавших терпеть её присутствие в своём городе.

      Тогда-то царь Эгей и увидел наконец Медею в воротах своего царского двора, она бранилась, будто уличная торговка, со стражником. Сопровождала её одна только старуха, как потом выяснилось, была то верная Климена, её кормилица и воспитательница погибших детей. Вся в пыли, обмотанная несусветно грязными тряпками, в порванных и заляпанных глиной сандалиях, Медея показалась царю Эгею такой же молодой, стройной – и желанной, как и пять лет тому назад на набережной Лехейона.

      Не поколебавшись даже и на мгновение, царь Эгей вышел к воротам, обнял Медею и пробормотал, что его дом – её дом. Он так расчувствовался, что позабыл пустить в ход шутку о крылатой колеснице и четырёх драконах, хоть и оттачивал её все эти годы, пытаясь напитать аттической солью. Его поразило, что и от изумительной грязной Медеи струились только её собственные ароматы, а приветственное, этикетное собственно, объятие с гостьей тотчас же подняло в нём бурю сладостных чувствований.

      – Живи вечно, благородный и добрый царь! – приветствовала его волшебница, осторожно отстраняясь, чтобы рассмотреть его лицо. – Ты всё тот же, я вижу, единственный в Элладе мужчина, на слово коего несчастная изгнанница может положиться.

      – Конечно же, великолепная Медея, я выполню все обещания, данные тебе, – промолвил он, всматриваясь в её карие глаза, сияющие на сером от пыли лице, – только убеди меня поскорее, что ты не убивала своих детей от Ясона.

      – Позволь мне сначала очистить тело от последствий долгой дороги, щедрый мой царь, и тогда уж я очищу себя в твоих глазах от нелепых и