Последняя игра чернокнижника. Тальяна Орлова

работой не загружают до мельтешков перед глаза-ами, и не бьют, если все делаешь хорошо-о…

      Я вообще перестала что-либо понимать:

      – А ревешь тогда чего? Что не бьют?

      – Не-ет… Просто не могу не реве-еть… Говорят, что со временем привы-ыкну, но уже два месяца реву-у… Здесь у мно-огих поначалу эмо-оции обостряются…

      До меня постепенно доходил смысл происходящего. Аж передернуло от отвращения. И я обязана была оставить мнение при себе, но не выдержала – высказалась:

      – Знаешь, Китти, вряд ли мы сможем стать подругами. Я лучше одна выгребусь, чем с той, у кого главный порок – расклеиваться без причины.

      После этого она закономерно окончательно залилась горючими слезами. Ну и где моя жалость? Вот как раз сейчас бы хоть капля пригодилась. Но мне хотелось схватить тарелку и пересесть подальше от этой размазни, напоследок снабдив ее какой-нибудь гадостью, чтобы влезла уже в петлю и никого своим существованием не мучила. В тот момент я и не поняла, что моя реакция на ее слезы тоже была не совсем естественной.

      – А может, тебе врезать? – почти вежливо поинтересовалась я, однако кое-как держалась, чтобы не сорваться на крик. – Ну, чтобы повод был.

      – Так-так-так, – отвлек мужской голос от темных мыслей. – Нытик и стерва. Интересная композиция.

      Рядом с нашим столиком стоял мужчина лет тридцати – приземистый, некрасивый. Но хуже всего в нем был засаленный взгляд, который бодро метался от высокой груди моей новой знакомой к моим голым ляжкам. Нет, хуже всего оказалась еще парочка почти таких же мужичков за его спиной, с похабными ухмылками наблюдающими за своим приятелем.

      – Чего тебе? – мне удалось перенаправить злость на пришлого.

      – Ничего. Но когда вы друг друга доведете до бесячей горячки, мы окажемся поблизости. Организуем снятие стресса. Вам вон даже задирать нечего, бери горяченькими. Ух, я б твои кости-то на себя насадил! А потом и эту плаксу, за компанию. И пусть рыдает, пока ее вся толпа приходовать будет.

      Понятно – у этого на поверхность всплыла похоть. Быть может, спровоцированная нашими недвусмысленными нарядами. Я, не глядя, подхватила вилку и продемонстрировала ему со словами, саму себя удивляя отсутствием страха и звенящей злостью:

      – Вот из этой штуковины сделать заточку плевое дело, кобелина. Я в двенадцать лет таким по яйцам с разбега пинала, а с тех пор здорово подросла и озверела.

      – Психованная? – он вопросил это без иронии, даже взгляд посерьезнел.

      – Еще какая, – кивнула я. – У меня зубов на нас обеих хватит. Доставай причиндалы, не терпится глянуть на кусок мяса, который я заставлю тебя сожрать.

      Удивительно, но один из его друзей подхватил мужика под руку и увел, приговаривая одно слово: «психованная», как будто здесь это было каким-то чудесным защитным заклинанием. Хотя ведь если в девушке разглядели злость, то она действительно может созреть до желания убивать – в такую хреном тыкать чревато. Обстановка определяет, что любое свойство может разрастись до грандиозных масштабов. То ли от осознания,