Двести лет вместе. Часть II. В советское время. Александр Солженицын

свои ошибки и грехи, свои беды и болезни. В этом… обязанность перед нашим народом и перед его будущим»[40].

      Прямо напротив тому полагал их современник, выдающийся и многими чтимый публицист Жаботинский: «Для людей моего лагеря суть дела совершенно не в том, как относятся к евреям остальные народности. Если бы нас любили, обожали, звали в объятья, мы бы так же непреклонно требовали „размежевания“». И ещё он же: «Мы такие, как есть, для себя хороши, иными не будем и быть не хотим»[41].

      И Бен-Гурион, вспоминают, однажды как бы «всему свету указал: „Важно, что́ делают евреи, а не что говорят об этом гои“»[42].

      Бердяев давал этому чувству евреев такое объяснение: «Потеря нацией своего государства, своей самостоятельности и суверенности есть великое несчастье, тяжёлая болезнь, калечащая душу нации. То, что еврейский народ… совсем лишился государства и жил скитальцем в мире, изломало и искалечило душу еврейского народа. У него накопилось недоброе чувство против всех народов, живущих в собственных государствах», и склонность его к интернационализму «есть лишь обратная сторона его болезненного национализма»[43].

      Владимир Соловьёв писал: «Доведенный до крайнего напряжения, национализм губит впавший в него народ, делая его врагом человечества, которое всегда окажется сильнее отдельного народа». Это высказано им в предупреждение националистам русским, но, хотя и глубоко расположенный к евреям, он в этой связи признаёт: «Утверждение своей исключительной миссии, обоготворение своей народности есть точка зрения древне-иудейская»[44].

      А вот размышления современного иерусалимского раввина Адина Штейнзальца. Евреи постоянно находятся под воздействием двух движущих сил. Одна – «это наша поразительная способность видоизменяться, приспосабливаться, становиться похожими на людей, среди которых мы живём… Способность… впитывать окружающую культуру… Наша адаптация – это внутреннее преображение. С языком чужого народа к нам приходит глубокое понимание его духа, его чаяний, его образа жизни и мыслей. Мы не просто обезьянничаем, а становимся частью этого народа», – и даже, перехлёстывает он: «мы оказываемся в состоянии понять этот народ лучше, чем он сам понимает себя». А оттого «у других народов складывается ощущение, что евреи не только берут их деньги, но изощрённо похищают у них душу и таким образом становятся их национальными поэтами, драматургами, художниками, а через некоторое время – устами и мозгом их народа»[45].

      Да, евреи, удивительно сочетая в себе племенную верность и универсализм, талантливо перенимают культуру окружающих народов. Но в этой высокой адаптации, когда современные интеллигентные евреи отождествляют себя с мировой культурой как со своим духовным отечеством, – не следует упускать, что такая круговая адаптация почти никогда уже не имеет возможности погрузиться в самую глубину традиции и истории

40

Г. А. Ландау. Революционные идеи в еврейской общественности // Россия и евреи: Сб. 1 (далее – РиЕ) / Отечественное объединение русских евреев за границей. Париж: YMCA-Press, 1978 (1‑е изд. Берлин: Основа, 1924), с. 103.

41

Вл. Жаботинский. На ложном пути // Вл. Жаботинский. Фельетоны. СПб.: Типография «Герольд», 1913, с. 249; Вл. Жаботинский. Вместо апологии // Там же, с. 205.

42

А. Этерман. Истина с близкого расстояния // «22», 1988, № 61, с. 98; см. также: А. Воронель // «22», 1978, № 2, с. 193; В. Меникер // «22», 1978, № 3, с. 181.

43

Николай Бердяев. Философия неравенства, с. 82–83.

44

В. С. Соловьёв. Национальный вопрос в России. Выпуск первый, 1883–1888 // Собр. соч.: В 10 т. Брюссель, 1966. Т. 5, с. 13, 16 [фототипическое воспроизведение: Собр. соч. 2‑е изд. СПб., 1911–1914].

45

А. Штейнзальц. Кто мы: трагические актёры или самобытная нация? // ВМ, Тель-Авив, 1975, № 1, с. 139, 140.