Савва Морозов: смерть во спасение. Аркадий Савеличев

пьяные.

      – Ну, не скажи. И все-таки? Громовержец, пора!

      Илья Тиханов пробился в кружок слишком горячих голов. Длинные черные волосы его выплескивались из-под широкополой шляпы, вздувались по ветру. Но голос был успокаивающий:

      – С ума сошли! Да нас здесь сами извозчики кнутами измочалят. Татарва, что им! Надо поближе к университету. Там и подмога будет.

      Его услышали в карете. Из окошечка, почему-то наглухо не закрытого, послышался капризный голосок:

      – Да, подмога! Обещали на два часа, а держат уже незнамо сколько! Закурить хоть дайте, а еще лучше – выпить.

      Студенты запереглядывались: ай да Сонечка! Из благородных, а шпарит прямо по-каторжному. Бедная… На каторгу-то ее не пустят, нет ходу дальше Лобного места или Болота.

      Пока студенты обсуждали, как передать в окошечко если не выпивку, так хоть папиросы, дровяные дроги расцепили, обоз кое-как протолкнули в Армянский переулок. Процессия двинулась дальше.

      Но сопровождавших конвой студентов вдруг охватило сомнение. Если везут из Петербурга, так почему не с Николаевского вокзала, а с Курского? Почему настырных студентов не прогонят прочь? Даже обидно, что все идет тихо-мирно! Нашелся и дока, который громогласно заявил:

      – Это не шлиссельбургская Мадонна! Не Верочка Фигнер! И не петропавловская Софьюшка! Я встречал их в Петербурге, ошибиться не могу. Что происходит? Я протестую!..

      Протесты начались и в карете. Грубые мужские лица отодвинули белокурую головку и закричали:

      – Капитан? Мы дальше несогласные. Мы так не договаривались.

      Творилось что-то непонятное. Даже Илья-Громовержец приуныл. А тут еще какая-то незнакомая девица стала открыто раздавать листовки. Когда прочитали – ахнули. Там черным по белому было прописано: «Бей жандармов!» Смышленый Амфи усомнился:

      – Не провокацию ли нам готовят?!

      Вальяжный Хан поспешил его успокоить:

      – Неужели Илюша этого не предусмотрел? Ты же говорил…

      – Говорят, что кур доят! Смотри, Хан…

      Толпа, похватавшая было листовки, начала в паническом страхе разбегаться по переулкам. Оттуда навстречу выходили совсем другие люди, мордастые и сытые охотнорядцы, иные даже и фартуки не стали снимать. Процессия как раз подступала к Охотному ряду. На тротуарах, мешаясь с зеваками, замельтешили мрачные, бородатые лица. Многие люди были с дубьем. Как бы не замечая этого, девица, раздававшая листовки, взывала:

      – Возьмите, прочитайте! Никто не должен умирать с голоду. Все обязаны выступать на защиту своих прав!..

      В карете послышался визг, а из боковых окошечек на обе стороны понеслось:

      Ванька-крючник, злой разлучник —

      Разлучил князя с жаной…

      Амфи озадаченно сплюнул:

      – Черт знает что! Кто в карете?

      Там, видно, услышали, нахально заорали:

      – Дунька-Хунька, Машка-Ляжка да гусаки подсадные…

      – Эй, капитан? Так не договаривались. Открывай! Дверь ломать будем!

      Карета