Закодированная Россия. Александр Крыласов

дешёвый. С этого момента начинаются запои. Не пьёт человек, нет проблем. Попала капля – тушите свет. Ведь теперь для такого мужичка нет водки и портвейна, коньяка и самогона. Есть только дешёвая энергия. Заметили, что пьющие люди сразу перестают есть, мгновенно пропадает аппетит. В защиту этой теории также говорит то, что описано множество случаев, когда запои начинались после принятия настоек. То есть, пациент накапает корвалол на сахар, чтобы поддержать сердечную деятельность, а в результате уходит в запой. Он ни сном, ни духом не собирался пить, но капли внешнего алкоголя хватает, чтобы завести процесс утилизации дешёвой энергии.

      – И что же делать? – удивился Валентин.

      – Изначально сознательно урежать приём спиртного, чтобы не пересесть на дешёвую энергию. А если уже пересел, это как сахарный диабет. Процесс необратим и с этим придётся жить до гробовой доски. Потом как-нибудь про ферменты расскажу.

      И вот наступил день Программы. Вот так, с большой буквы она именовалась во всех средствах массовой информации. Сева выглянул в окно. Народ уже с утра разминался пивком, готовился встречать Программу во всеоружии.

      – Все пропью, гармонь оставлю! – неслось с улицы.

      «Наверное, Витюша зажигает», – подумал Крылов. Виктор Ушанкин, Севин сосед являл собой яркий пример российского алкоголика: метр с кепкой, худой как щепка, жилистый как крабик. Трезвым его Крылов не видел никогда. На что Ушанкин бухал было непонятно. Так же как и его лучший друг Серафим Троекуров. Серафим и зимой, и летом ходил в меховой шапке, даже в самую лютую жару. Дворянская фамилия ко многому обязывала, и Троекуров никогда не распивал на улице. Может, столбовое дворянство не позволяло, а может, один раз отведав милицейских дубинок, Троекуров сделал вывод, но весь двор знал его слабость. Когда все тихо и мирно распивали в песочнице, то с Троекуровым чокались заранее, а пить он бежал в ближайший подъезд. Явившись оттуда с шальными глазами и запотевшим носом, он молодцевато бросал пластиковый стаканчик оземь как гусар и обязательно давил его каблуком. Многие не одобряли такой его расточительности и даже неоднократно хватали за грудки. Пустое. Троекуров скорее соглашался быть битым, чем отказаться от своего гусарства. Такая его размашистость, с другой стороны, вызывала уважение собутыльников, тем более что Троекуров первым кидал деньги в бейсболку на общак и никогда не требовал сдачи. Сева вышел послушать, о чём говорят «лучшие» представители народа. Так и есть, они обсуждали сегодняшнюю Программу.

      – Мать их иттить, – говорил заплетающимся языком Витюша, – они хотят, чтобы вся Россия завязала.

      – Они много чего хотят, – Троекуров был настроен философски.

      – Этого не будет ни-ког-да, – Ушанкин рубил воздух ладонью как саблей, – Россия и пьянство едины, мать их иттить.

      – Докажи? – Троекуров решил приподняться, и, не удержавшись, ткнулся головой в песочницу.

      – Чего доказывать? – Витюша не любил