Слишком взрослая жизнь. Никас Славич

исорги.

      Выскочив голышом на улицу, я даже не обратил внимания на снег, ожёгший стопы, и морозный ветер, ударивший по телу. Бежать, бежать как можно быстрее!

      А вокруг происходило то, чего я не мог представить и в страшном сне. На меня, бегущего нагим по снегу, никто не обращал внимания, потому что практически каждый дом в городе, будь он многоквартирный или частный, в эти минуты был охвачен пламенем. Лишь несколько домов уцелели – видимо, в тот момент там никто не пользовался электричеством. Люди, отчаявшиеся погасить огонь или спасти умалишённых взрослых, тоже выскакивали на улицу кто в чём был и бежали, бежали прочь от чадящего города.

      Я заскочил в дом на несколько минут, спасая из пожара свои записи – почему-то они показались мне очень важными. Родителям я уже не мог помочь: с горечью увидев, что отца и мать уже охватило жадное пламя, я отвернулся и поспешил выбежать из дома. А затем, воспользовавшись всеобщей суматохой, я несколько раз сменил направление и вскоре убедился, что погоня отстала. И тогда я со всей возможной скоростью побежал к лесу, стараясь держать направление туда, куда меня пытался привести ворон.

      Но если по городу зимой ещё можно более-менее сносно бегать голышом, то вот по лесу… удовольствие не из приятных. На моём пути постоянно попадались густые кустарники, и их тонкие ветви больно хлестали по телу. Через пять минут такого бега грудь и живот покрылись кровоподтёками, стопы были больно иссечены – я бежал, почти не глядя под ноги, и натыкался горящими от холода ступнями на мелкие сучки, скрывающиеся под сугробами. Пришлось поневоле перейти на шаг. Становилось всё холоднее, немилосердный ветер дул в лицо, а босые ноги, казалось, касались не снега, а горящих углей. Тело единственным доступным способом сопротивлялось холоду: его температура возрастала. Но долго я так выдержать не мог. Идти становилось всё больнее, я стиснул зубы и терпел. Через минуту такой ходьбы по спине поползли холодные мурашки, но я упрямо шёл, даже не зная толком, куда именно.

      Выдержал я примерно ещё минут пятнадцать. А потом я споткнулся о выступающий корень дерева и обессиленно упал. Последнее, что я видел, закрывая глаза – свои иссечённые и кровоточащие ноги. Но я всё равно добился своего. Смог сбежать из ужасного мира и не стал идиотом…

      Милен и Ярослава. Из ноосферы «Райского сада»

      Тревога набрасывала покрывало тьмы на душу Милена. Он безостановочно бродил по широкой горнице. В углу тихо потрескивал камин; Ярослава с беспокойством поглядывала на сына, пытаясь определить, что же именно терзает его душу. Наконец женщина поняла, в чём дело, и с заботой произнесла:

      – Милен, ты переживаешь из-за того человека, что так и не дошёл до нас?

      – Конечно, я беспокоюсь. Ведь на вид ему уже почти двадцать пять лет, но он разумнее остальных. Так неужели и он обречён на безумие?

      – Увы, видимо, да. Ты прекрасно знаешь, что мы с тобой единственные сохранившие чистый ум, и вокруг только города и исорги, разрушающие разум, убивающие душу…

      – Нет,