Я украду твой голос. Сергей Бакшеев

голоском, которому невозможно было отказать. Люди угощали грязного мальчишку, а потом долго ломали голову, почему они это сделали.

      У Лимона были другие планы. По его замыслу Композитор должен был отвлекать игрой на гитаре рыночных торговок, а в это время Лимон с Гошкой шмонали под прилавками. Несколько раз это сходило с рук, но потом бабы раскусили фокус и дружно отколошматили пройдох. Марка почему-то не тронули, будто музыка создавала вокруг него кольцо защиты.

      После неудачи троица по приказу Лимона сорвалась с насиженного места и пошла колесить по городам и весям. Марк к новым приятелям относился равнодушно, но каждое новое место давало ему возможность расширить границы бесконечного океана звуков.

      Однажды весной 43-го в прифронтовой зоне после неудачного голодного дня Лимон с досады накинулся на Марка:

      – Ну чё ты все слушаешь и слушаешь, Композитор? Чё ты уши как локаторы развесил на всю вселенную и спишь на ходу? Надо нюх иметь и глаза, чтобы жрачку найти, и еще быстрые ноги, чтобы смыться. А у тебя, кроме лопоухих ушей и кривой шеи, ни черта нет!

      Сидевший сзади Гошка неожиданно схватил Марка за уши и стал их выкручивать.

      – Сейчас я вмиг эти лопухи отвинчу, – смеялся он. – Мы их собакам скормим, да, Лимон?

      Марк попытался завыть низким пугающим голосом, но Лимон его опередил. Кулак мелькнул перед носом и расквасил в кровь тонкие губы.

      – Надоел ты мне, Композитор, и треньканье твое уже достало. Моцарт, хренов.

      Лимон прыгнул на гитару. Бзинькнули лопнувшие струны, захрустела под ногами сломанная дека. А Гошка продолжал выкручивать уши, потом отпустил и резко хлопнул ладонями с двух сторон по голове. От громкого хлопка Марк на время оглох. Это состояние испугало его так сильно, как никогда в жизни и ничто не пугало. Скорчившись, он шлепнулся на пол с зажатыми ушами. За минуту полной тишины он познал всю глубину и ужас возможной трагедии.

      Когда слух постепенно вернулся, Марк встал и с каменным лицом сообщил:

      – Я знаю, где можно взять еду.

      – Ну, выкладывай.

      – Корпус мехзавода помните? Там лежат ящики. С консервами.

      – Откель знаешь?

      – Днем, когда мы разбежались, заприметил.

      – Чего ж раньше молчал!

      – Завод охраняли. Но сейчас вся охрана эвакуирована. Слышал, поезд отошел? А два ящика забыли. Они там. Их можно взять.

      Ребята в каждом городке устраивались рядом со станцией – самым людным и хлебным местом. Ушедший на восток поезд слышал даже Лимон.

      – Пошли, – скомандовал он. – Если соврал, уши оторву.

      Каким-то чутьем Лимон угадал самую страшную угрозу для Композитора.

      К заводскому забору подошли в сумерках.

      – Где? – спросил Лимон, просунув голову в дыру в заборе.

      – В правом углу, у стены, под балкой, – указал Марк.

      У проходной суетились несколько военных.

      – А эти еще здесь, – вздохнул Гошка. – Увидят.

      – Если с той стороны заходить, не увидят. Кроме них никого не осталось, – убедительно сказал Марк. – Вы давайте кругом