Рейдовый батальон. Николай Прокудин

ко мне! Прапорщик – тоже, – сказал он специально для командира гранатометно-пулеметного взвода Голубева (старый пройдоха попытался прилечь у пулемета). – Задача такая: рота действует отдельно. На трех машинах нас подбросят вот к этой отметке. – Ротный ткнул в точку на карте. – Седлаем хребет над шоссе и контролируем соседний кишлак, все подходы к дороге. Ждем удара со стороны горы Курук, ну и вообще отовсюду. Рядом не будет никого. Техника сразу уйдет, – продолжил ротный.

      Ваня почесал затылок и, сморщив веснушчатый нос, простонал:

      – Эх, где же моя долгожданная замена!

* * *

      Вот уже десять минут, как мы ползли по склону все выше и выше. Первый подъем в горы.

      – Ну, как дела, Ника? – спросил командир роты.

      – Тяжеловато, жарко! – промямлил я ему в ответ, желания болтать не было.

      – Это все ерунда пока. Разминка. Вот когда тысячи на три будем ползти или совершим марш километров на тридцать по хребтам, вот тут ты маму-папу вспомнишь, пожалеешь, что родился. А пока тренируйся, привыкай, – посоветовал он и дружески похлопал меня по спине.

      В лощине двигались два силуэта. Кавун взглянул в бинокль и задумчиво сам себя спросил:

      – Что за черт этих баб здесь носит?

      Вдруг раздался выстрел, и одна из женских фигур завалилась на бок, узел, который она несла, упал к ногам.

      – Кто стрелял?! – заорал Иван. – Какая сволочь бабу убила? Кто?

      – Я стрелял! – задорно крикнул, закидывая снайперскую винтовку за спину, солдат. – Еще не известно: под этой паранджой ханумка или «дух» бородатый.

      Это все произнес Тарчук, один из двух спецназовцев, которые после госпиталя попали к нам в батальон перед рейдом на доукомплектование. Ротный подошел к нему вплотную, зло взглянул в глаза снайперу и резким ударом в челюсть сбил его с ног.

      – Без моего разрешения даже не дыши! Еще один такой выстрел, мудак, и ты труп! За эту бабу нам таких п…лей могут навалять. А роте тут целую неделю сидеть. Если что случится, я тебе вторую ноздрю разорву. – Одна из ноздрей солдата была рассечена, вся правая щека – в шрамах от осколков. – Тут тебе не анархия, спецназ забудь. Я для тебя царь и бог. – И слегка пнув в бок снайпера, ротный переступил через него.

      Тарчук что-то прошипел, я склонился над ним.

      – Что шипишь, как гадюка? Зубы, может, мешают? Добавить?

      Такой ласки от меня солдат не ожидал. Он сел, сплюнув кровь себе под ноги, и ехидно пробормотал:

      – Руки распускает ротный, неуставные взаимоотношения. А замполит не замечает, да?

      – Нет, замечаю, могу добавить. А пикнешь – пойдешь под трибунал за бесчинство над местным населением. Заткни пасть, вытри физиономию и шагай в гору.

      Я догонял капитана, пот лил ручейками по лицу и спине, снаряжение тянуло назад, ноги вверх идти не хотели, но все же, превозмогая тяжесть в ногах, добрался до легко шагавшего командира.

      – Командир! Может, не надо было ему морду разбивать? Стуканет в полку, шуму не оберемся!

      – Не стуканет.