Стильная жизнь. Анна Берсенева

оно казалось совершенно невозмутимым, глаза поблескивали под густыми бровями непонятным блеском.

      – Поднимитесь на сцену, – сказал он. – Вы полностью читали «Поэму без героя» или только отрывок готовили?

      – Полностью, – кивнула Аля.

      – Тогда покажите мне, как входит Козлоногая, – сказал Карталов. – Только ничего не говорите, ни слова. Просто покажите, чтобы я понял, о ком речь.

      Аля стояла посреди сцены и лихорадочно вспоминала, что там сказано о Козлоногой. Как она входит – кто ж ее знает! Разве вспомнишь за несколько минут…

      И вдруг, в то самое мгновение, когда она решила, что забыла этот эпизод начисто, и собиралась показать что в голову взбредет, – она вспомнила! «Как копытца, топочут сапожки, как бубенчик, звенят сережки, в бледных локонах злые рожки, окаянной пляской полна…»

      Конечно, это можно показать – каждое слово, и даже звон сережек! И туфельки она надела со стучащими каблучками…

      – Спасибо, – кивнул Карталов, когда Аля остановилась на самом краю сцены, едва с нее не свалившись в «окаянной пляске». – Вы занимались в театральной студии?

      – Нет, – покачала головой Аля. – Только бальными танцами.

      – Больше вопросов нет, – произнес он все тем же спокойным и, как показалось Але, безразличным тоном. – Подождите в коридоре.

      – А басню? – спросила она упавшим голосом. – А прозу?

      – Не надо, не надо. – Карталов впервые улыбнулся, и глаза его молодо сверкнули в глубоких впадинах под бровями. – На пианино играете?

      – Нет…

      Как она проклинала себя за то, что в первом классе наотрез отказалась заниматься музыкой! Сейчас ей показалось, что именно это неумение решит ее судьбу…

      С этой мыслью она и вышла из аудитории. Уже закрывая за собою дверь, Аля услышала, как звучит в тишине красивый, глубокий бас Левы Наймана, которого она запомнила еще на первом туре:

      – «Я пил из этого фонтана в ущелье Рима»…

      «Прошла, прошла!» – звенело в голове, когда Аля выбежала на залитую июньским солнцем улицу.

      Она не могла ни единой лишней минуты оставаться в четырех стенах, ей хотелось на воздух и простор – хотя среди дня на Большой Никитской улице было не так уж просторно, а воздух был синим от выхлопов множества машин.

      Но это было неважно! Вся Москва, каждая ее улочка, ликовала и радовалась вместе с нею!

      Аля не знала, кому хочет рассказать о своей удаче, о переполняющем душу счастье. Она уже позвонила маме из институтского автомата, но это было совсем не то: все-таки мама втайне надеялась, что Аля не поступит. Позвонила и Нельке в парикмахерскую, но та как раз ушла обедать.

      И стояла теперь на перекрестке у Никитских ворот, не зная, что делать со своим счастьем.

      – Ну, за тобой не угнаться! – услышала она вдруг и обрадованно обернулась на знакомый спокойный голос.

      – Ой, Илья! – воскликнула Аля. – Откуда ты взялся?

      – Да я от самого ГИТИСа за тобой иду. – Илья смотрел на нее и улыбался. – Вижу, вижу, прошла. Поздравляю!

      – Да