В ожидании дождя. Деннис Лихэйн

затянулась сигаретой и снова смахнула с языка крошку табака.

      – Он заставил меня ее съесть.

      – Что-о?

      Она кивнула:

      – Сидел на краю кровати и впихивал в меня эту индейку. Кусок за куском. До самого рассвета.

      – Но это же…

      – Противозаконно. А вы представляете себе, мистер Кензи, как трудно устроиться прислугой?

      Я посмотрел ей в глаза:

      – Вы в этой стране нелегально? Так ведь, Шивон?

      Она бросила на меня потухший хмурый взгляд, без слов говоривший о том, что если у нее еще были какие-то иллюзии, то они давно развеялись.

      – Думаю, вам следует ограничить свои вопросы тем, что касается вашего дела.

      Я поднял ладонь и кивнул.

      – Значит, он заставил вас есть индейку из мусорного бака?

      – О, он ее помыл, – сказала она с едва заметным сарказмом. – И честно предупредил меня. Сначала помыл, а потом скормил мне. – Ее грубое прыщавое лицо растянула широкая улыбка. – Да, вот такой он у нас добрый доктор, мистер Кензи.

      – А эта его склонность к насилию, – спросил я после паузы, – когда-нибудь приобретала иные формы, кроме психологических?

      – Нет, – сказала она. – Со мной – нет. И не думаю, что с Карен тоже. Он презирает женщин, мистер Кензи. Считает, что мы недостойны его прикосновения.

      Она задумалась и энергично мотнула головой:

      – Нет. Под конец мы с Карен много времени проводили вместе. Много пили, если честно. Думаю, она бы мне сказала. К своему отчиму она никаких теплых чувств не питала.

      – Расскажите мне о ней.

      Она закинула ногу на ногу, пыхнула сигаретой.

      – Она была в ужасном состоянии, мистер Кензи. Умоляла их приютить ее хотя бы на несколько недель. Умоляла. На коленях перед матерью ползала. А та сказала: «Извини, дорогая, тебе надо научиться быть…» Ну, как же она это сказала-то? Самостоятельной. Полагаться только на себя. И все. «Тебе пора стать самостоятельной, моя милая». Карен рыдала у ее ног, а она велела мне принести чаю. Так что мы с Карен встречались, напивались, а потом шли и трахались с кем попало.

      – Вы знаете, где она жила?

      – В мотеле, – сказала она, вложив в это слово всю безнадежность мира. – Названия не знаю. Она говорила, что мотель расположен где-то у черта на рогах.

      Я кивнул.

      – Вот и все, что она мне говорила. Мотель у черта на рогах. Мне кажется… – Она посмотрела на свое колено и щелчком отбросила окурок.

      – Что?

      – В последние два месяца у нее внезапно появились деньги. Наличные. Я не спрашивала откуда, но…

      – Но вы подозревали, что она…

      – Подалась в проститутки, – закончила Шивон. – Понимаете, у нее совершенно изменилось отношение к сексу. На нее это было не похоже.

      – Я одного не пойму, – сказал я. – Всего полгода назад она была совершенно другим человеком. Была…

      – Сама чистота и невинность?

      Я молча согласился.

      – И представить себе было нельзя, что у нее в голове может появиться хоть одна грязная