Равная солнцу. Анита Амирезвани

Тимуридов, – поспешно добавил я, – хотя не скажу, чье правление.

      – Шахрукха, – сказала Пери. – Лишь несколько подобных вещей дошли к нам в отличном состоянии.

      Любуясь, она взяла чашу и держала ее в руках, словно младенца, а я любовался ею. Бирюза была такой прекрасной, что сверкала, как драгоценный камень, а павлин словно бы готовился клевать зерно. Внезапно Пери развела руки и отпустила чашу, разлетевшуюся на полу тысячью осколков. Один докатился и замер у моих босых ног.

      – Что бы ты сказал об этом? – спросила она тоном терпким, как зеленый миндаль.

      – Несомненно, ваши придворные сказали бы, что это позор – уничтожать дорогую и прекрасную чашу, но, так как деяние было совершено особой царского рода, все прекрасно.

      – Именно так они и сказали бы, – ответила она, скучающе пнув один из осколков.

      – Не думаю, что вы считаете это правдой.

      Она с интересом оглянулась.

      – Потому что это глупость.

      Пери рассмеялась и хлопнула в ладоши, подзывая одну из придворных дам:

      – Принеси мою чашу.

      Дама вернулась с чашей похожего рисунка и поставила ее в нишу, пока служанка заметала осколки битой керамики. Я наклонился и осмотрел осколок у моих ступней. Голова павлина выглядела нечетко, линии отличались от ясных штрихов на внесенной чаше, и я понял, что она расколола копию.

      Пери внимательно наблюдала за мной. Я улыбнулся.

      – Я тебя удивила?

      – Да.

      – Ты ничем этого не показал.

      Я вздохнул.

      Усевшись, Пери подобрала под себя ноги, показав из-под края синего платья алые шальвары. Я постарался не дать воображению странствовать по местам, сокрытым ими.

      – Ты больше любишь начинать или заканчивать? – спросила она. – Назови только одно.

      – Заканчивать.

      – Приведи пример.

      Я немного подумал.

      – Ваш брат Махмуд не интересовался книгами, когда был ребенком, но моей обязанностью было убедиться, что он научился писать красивым почерком, понимать прочитанное и декламировать стихи по торжественным поводам. Ныне он делает все три эти вещи, и я горд сказать, что он делает их так хорошо, словно это его любимые занятия.

      Пери улыбнулась:

      – Зная, как Махмуд предпочитает игры на воздухе, – это подлинное достижение. Понятно, отчего мой отец рекомендовал тебя.

      – Великая честь – служить опоре вселенной, – отвечал я.

      Но я скучал по Махмуду. После того как восемь лет занимался только им, я чувствовал себя в ответе за него, словно за младшего брата, хотя сказать о таких чувствах к царскому отпрыску не смел.

      – Расскажи мне, как ты стал евнухом.

      Я, наверное, отшатнулся, потому что она поспешно добавила:

      – Надеюсь, ты не счел это оскорблением.

      Прокашливаясь, я пытался решить, с чего начать. Вспоминать было – словно разбирать сундук с одеждой, которую носил умерший.

      – Вы, должно быть, слыхали, что моего отца обвинили в измене и казнили. Не знаю, кто оболгал его. После этого несчастья матушка отвезла