Надежды маленький оркестрик. Булат Окуджава

плачет: шарик улетел.

      Ее утешают, а шарик летит.

      Девушка плачет: жениха все нет.

      Ее утешают, а шарик летит.

      Женщина плачет: муж ушел к другой.

      Ее утешают, а шарик летит.

      Плачет старушка: мало пожила…

      А шарик вернулся, а он голубой.

      «Не бродяги, не пропойцы…»

      Не бродяги, не пропойцы,

      за столом семи морей

      вы пропойте, вы пропойте

      славу женщине моей!

      Вы в глаза ее взгляните,

      как в спасение свое,

      вы сравните, вы сравните

      с близким берегом ее.

      Мы земных земней. И вовсе

      к черту сказки о богах!

      Просто мы на крыльях носим

      то, что носят на руках.

      Просто нужно очень верить

      этим синим маякам,

      и тогда нежданный берег

      из тумана выйдет к вам.

      Ванька Морозов

      А. Межирову

      За что ж вы Ваньку-то Морозова?

      Ведь он ни в чем не виноват.

      Она сама его морочила,

      а он ни в чем не виноват.

      Он в старый цирк ходил на площади

      и там циркачку полюбил.

      Ему чего-нибудь попроще бы,

      а он циркачку полюбил.

      Она по проволке ходила,

      махала белою рукой,

      и страсть Морозова схватила

      своей мозолистой рукой.

      А он швырял в «Пекине» сотни,

      ему-то было все равно.

      А по нему Маруся сохнет,

      и это ей не все равно.

      А он медузами питался,

      циркачке чтобы угодить.

      И соблазнить ее пытался,

      чтоб ей, конечно, угодить.

      Не думал, что она обманет:

      ведь от любви беды не ждешь…

      Ах, Ваня, Ваня, что ж ты, Ваня?

      Ведь сам по проволке идешь!

      «Нева Петровна, возле вас – всё львы…»

      А. Шуб

      Нева Петровна, возле вас – всё львы.

      Они вас охраняют молчаливо.

      Я с женщинами не бывал счастливым,

      вы – первая. Я чувствую, что – вы.

      Послушайте, не ускоряйте бег,

      банальным славословьем вас не трону:

      ведь я не экскурсант, Нева Петровна,

      я просто одинокий человек.

      Мы снова рядом. Как я к вам привык!

      Я всматриваюсь в ваших глаз глубины.

      Я знаю: вас великие любили,

      да вы не выбирали, кто велик.

      Бывало, вы идете на проспект,

      не вслушиваясь в титулы и званья,

      а мраморные львы – рысцой за вами

      и ваших глаз запоминают свет.

      И я, бывало, к тем глазам нагнусь

      и отражусь в их океане синем

      таким счастливым, молодым и сильным…

      Так отчего, скажите, ваша грусть?

      Пусть говорят, что прошлое не в счет.

      Но волны набегают, берег точат,

      и ваше платье цвета белой ночи

      мне третий век забыться не дает.

      «Мне нужно на кого-нибудь молиться…»

      О.