Строговы. Георгий Марков

из Жировской волости поступило дело об убийстве охотниками неизвестного золотоискателя, Прибыткин сказал себе:

      «Ну, Владислав Владимирович, пора и тебе попытать счастья».

      Первым на допрос следователь вызвал деда Фишку.

      Старый охотник оробел. Дрожащими руками он разгладил бороду, брови, одернул рубаху и, выходя из каталажки, страдальчески посмотрел на Матвея. Но в комнате следователя дед Фишка почувствовал себя спокойнее.

      Полное лицо Прибыткина с черной бородой показалось ему добрым.

      Следователь читал какие-то бумаги.

      – С-с-адитесь вот тут на с-с-с-тул, – проговорил он, не поднимая глаз.

      «Да он заика», – подумал дед Фишка, и это показалось ему потешным.

      Прибыткин отложил бумаги и взглянул на старика.

      – К-к-к-ак фамилия?

      Дед Фишка встал.

      – С-с-с-иди.

      – Фамилия? А вам какую, барин, фамилию? По-уличному нас кликали Забегалкины, а по-писаному – Теченины. Я, нычит, Финоген Данилов Теченин.

      – Хорошо. С-с-с-колько тебе лет, Теченин?

      – Седьмой десяток, барин, живу.

      Следователь окинул его насмешливым взглядом.

      – Лет тебе много, а здоров к-к-как?

      Дед Фишка вовсе размяк, осмелел:

      – О, барин! Здоровьем Бог не обидел, за мной не каждый угонится. Я умру, а ногой дрыгну.

      Прибыткин засмеялся, повеселел и дед Фишка.

      Но вдруг следователь откинулся грузным телом на спинку стула и в упор уставился на старика холодными, пронизывающими глазами.

      – Ну, с-с-с-тарик, шутки в с-с-торону! С-с-с-ознавайся чистосердечно: много золота взяли?

      Дед Фишка соскочил со стула и, торопливо крестясь, стал уверять:

      – Что ты, барин! Ай мы разбойники какие! Мы, барин, люди смирные. Мы и зла-то никому, кроме как медведям, не делаем. Вот тебе крест! Мы по совести заявили. Думали – грешно погибшего человека бросать. Нет, барин, ты выпусти нас, настрадались мы тут в неволе.

      – С-с-сядь, Теченин, с-с-сядь! – приказал следователь.

      Дед Фишка покорно сел, из-под мохнатых бровей глаза его тревожно следили за следователем.

      – А к-к-к-то, по-твоему, Теченин, убил человека?

      Дед Фишка опять вскочил.

      – Никто, барин, он сам себя порешил. Мы с племянником по ружью об этом сообразили. Ружье, нычит, лежало рядом с ним, и еловая палка тут же. Видно, палкой на спуск давил…

      Следователь что-то долго писал на листе бумаги, потом снова поднял глаза на старика.

      – По-твоему выходит, Теченин, что человек сам себя убил? Не то говоришь…

      – То, ей-богу, то! Ему, барин, один был конец. Либо застрелиться, либо попасть медведю в лапы. Плохи его дела были, сам посуди: ни дроби, ни пороха, ни спичек, ни еды. На лицо худущий – он, видно, и так терпел долго. – Дед Фишка вздохнул. – С тайгой шутки плохи, барин.

      Прибыткин исподлобья наблюдал за стариком.

      Виновный человек не мог так смотреть и говорить, как дед Фишка.

      «Ах, какой дурак этот жировский урядник! – подумал Прибыткин, но тут же спохватился: –