Опал императрицы. Жюльетта Бенцони

Альдо не обманул ее притворно равнодушный вид.

      – Это очень гадко – подслушивать под дверью! – прошептал он. – Ты должна рассказать об этом на исповеди!

      – Смешно! Будто ты не знаешь, какие здесь толстые двери, ничего и не услышишь!

      – Может быть… когда они закрыты. А эта была приотворена, – продолжал он дразнить толстуху. – И давно ты орудуешь здесь этой штукой?

      – Ладно, хватит! Куда ты ее денешь?

      – Поселю у Анны-Марии. Никто не станет искать ее там. Ей будет спокойно.

      – Ей что – покой нужен? Посмотрев на нее, и не скажешь!

      – Нужен больше, чем ты можешь себе представить. Если уж хочешь знать все, ей грозит опасность. И это одна из причин, по которым я не хочу держать ее здесь: у меня нет никакого желания подвергать опасности этот дом и его обитателей…

      Морозини собрался уже спуститься к себе в кабинет, чтобы позвонить, но спохватился:

      – Ах, да! Пока не забыл: кому здесь известно ее имя?

      – Заккарии, конечно, потому что он ее встречал, когда она явилась, и еще нашему господину Бюто. А молодому Пизани – нет, он был на вилле Стра, экспериментировал картины…

      – Проводил экспертизу! – машинально поправил ее антиквар. – А обе горничные?

      – О, эти – нет! Они едва ее видели. А я никогда не умела запоминать иностранные имена. Знаю только, что она леди… какая-то там!

      – Никаких леди – какая-то там или как-то еще! Отныне она – мисс Энни Кэмпбелл. Я предупрежу Заккарию и Ги.

      Альдо собирался было позвонить своей приятельнице Анне-Марии, чтобы договориться о квартире для Анельки, но, поразмыслив, решил сходить сам. Он знал по опыту, что телефонные барышни в Венеции одержимы неутолимым любопытством и без колебаний разносят по всему городу хоть сколько-нибудь пикантные сплетни. Лучше обойтись без их услуг.

      Анна-Мария Моретти жила на берегу тихого канала в чудесном розовом доме с красивым садом, выходившим задней стороной на Большой канал. После войны, на которой погиб ее муж, врач, она устроила у себя что-то вроде семейного пансиона, куда принимала только по рекомендации и только тех постояльцев, кто желал спокойной жизни. Ведь это был ее собственный дом, куда только из-за финансовых затруднений пускали временных жильцов, и вдова Джорджо Моретти ни за какие деньги не пустила бы к себе шумных или плохо воспитанных клиентов. Она добивалась, чтобы постояльцы вели себя так, словно гостят в любом из соседних дворцов.

      Анна-Мария встретила Альдо по обыкновению тепло – ведь они были давними друзьями. Она приходилась сестрой аптекарю Франко Гвардини, в обществе которого Морозини провел все детство и юность, и ни одна размолвка не поколебала согласия между ними. Анна-Мария была младшей в семье, и сейчас ей исполнилось тридцать пять. Увенчанная пышной шевелюрой частого среди венецианок теплого золотистого оттенка, она принадлежала к тому типу, о котором говорят: «Какая прекрасная женщина!» Черты ее лица, линии тела напоминали греческие статуи, но были холодноваты. Холодок этот,