Опал императрицы. Жюльетта Бенцони

дивная уверенность просто очаровательна, но, боюсь, я ее не разделяю. Надо признать, дорогая, вы сделали все, чтобы охладить мои чувства. В последний раз мой взгляд встретился с вашим, когда вы под руку с отцом выходили из здания суда, после чего вы растворились в туманах Альбиона и, наконец, отбыли в Соединенные Штаты. Это все я узнал от суперинтенданта Уоррена, потому что сами вы не удостоили меня даже прощанием. А ведь черкнуть записку совсем недолго! Не говоря уж о простом телефонном звонке.

      – Вы забываете о моем отце. С тех пор как я вышла на свободу, он ни на шаг от меня не отходил. А вас он не любит, хотя вы очень помогли мне, когда меня обвинили в этом ужасном убийстве. Самым умным было послушаться его, уехать и заставить позабыть о себе, хотя бы на время…

      – Так не жалуйтесь, что преуспели в этом! Могу я осведомиться о ваших дальнейших планах? Только прежде сядьте!

      – Я не устала…

      – Как угодно…

      Анелька медленно прошлась по просторной комнате и остановилась у окна – так что Альдо был виден только неполный профиль.

      – Вы больше не любите меня? – прошептала она.

      – Я не задаюсь этим вопросом. Вы красивы, как никогда, хоть я и оплакиваю ваши безжалостно принесенные в жертву моде волосы! И, если бы вы поставили вопрос иначе, я бы ответил, что вы по-прежнему нравитесь мне…

      – Иными словами, я для вас еще желанна?

      – Что за идиотский вопрос!

      – Тогда, раз не хотите жениться, сделайте меня своей любовницей… Мне просто необходимо остаться здесь!

      Она кинулась к нему и, положив тонкие руки на его крепкие плечи, подняла на него полные слез глаза. Слез и еще… страха.

      – Молю вас, не гоните меня! Берите меня, делайте со мной все что угодно, только оставьте здесь!

      В эту минуту она была очень соблазнительна – дрожащие губы, мерцающие зрачки и какой-то особо тонкий, неуловимый и волнующий аромат, верно, какая-то дорогая смесь, составленная специально для нее искусником-парфюмером, – но Альдо не чувствовал и тени того порыва, который толкнул его к ней в комнате свиданий тюрьмы Брикстон, когда она была узницей, обреченной на веревку, и ее единственным украшением были строгое черное платье и неправдоподобно светлые волосы. И все же тревога, которую излучало все ее существо, не оставила князя равнодушным.

      – Идите сюда! – ласково позвал он, взяв Анельку за руку и подводя к старинному дивану у камина. – Вы должны объяснить мне, что с вами случилось. Потом посмотрим. Но прежде всего скажите, кого и почему вы так боитесь?

      Пока он, присев на корточки, ворошил в камине поленья, чтобы огонь разгорелся пожарче, она встала, взяла оставленную на столике сумочку того же цвета, что и платье, вернулась на свое место, достала из нее какие-то бумаги и протянула их Альдо.

      – Вот чего я боюсь! Мне угрожают смертью – такие письма я получала в Нью-Йорке очень часто. Берите! Читайте!

      Альдо развернул листок, но тут же отдал его обратно.

      – Вам следовало сделать перевод: я не читаю и не говорю по-польски.

      – А-а,