Считалка для утопленниц. Фридрих Незнанский

меня. Он нашу историю лучше меня знает. Сказал, что про отсечение голов – брехня. Я потом специально звонил одному историку – действительно выдумки.

      – Да? – удивился Щербак. – А я думал – правда!

      – А какая же мука была общаться с Шихтером! Мой английский знаешь же какой хреновый…

      – А почему он переводчика не взял?

      – Потому что жмотяра. На переговорах переводчик был с русской стороны, халявный. Так что бизнес Шихтера не страдал. В смысле, я его с помощью своего английского провалить не мог. А в остальное время ему достаточно было моего английского. А я слова путаю. Он ржет, собака… Я перепутал слова «лайбрэри» с «лэвэтэри». Он как загогочет, ну чистый конь.

      – «Лайбрэри» вроде библиотека. А второе слово какое?

      – «Лэвэтэри» – туалет, блин. Он спросил про наш Политехнический музей. Ну я слово «музей» знал. Потом вспомнил, что там еще и библиотека. Думаю, дай блесну, пускай знает, что у нас политехническая библиотека в таком шикарном здании. И перепутал слова. Говорю: «Зис ис политэкникал лэвэтэри». Он как заржет! Потом раз десять за день повторял и ржал. Опозорился я, одним словом. А что это я о нем заговорил? – спохватился Демидов. – Ведь слово себе дал – хоть один день не вспоминать Шихтера.

      – Ну, извини, любопытно все-таки, – Щербак, посмеиваясь, вернулся к архиву Зинаиды Михайловны.

      – Все равно ведь достанете расспросами. Потом расскажу, – махнул рукой Демидов. И как бы в продолжение темы, не меняя тона, обыденным голосом сказал: – Письма Клесова Дмитрия Викторовича из зоны родной бабушке Заботиной.

      – Что? – Щербак, который уже удобно расположился в кресле, перебирая бумажки, вскочил.

      – Говорю – сидел бабкин внук. И фамилия его Клесов. Вон пишет, чтобы прислала ему денег отовариться в магазинчике. Обещает – по гроб жизни не забудет. Дорогой бабулей называет…

      – Насчет гроба не соврал. Загнал собственноручно, – подтвердил Щербак слова Клесова Дмитрия. – Восемь ножевых ранений на теле старушки обнаружили.

      – Скотина!.. – выругался Демидов.

      Он разложил на столе тощенькую стопку писем, прихлопнул их рукой.

      – В каждом письме просьба прислать деньги. Написаны, как под копирку.

      Щербак открыл деревянную шкатулку, на которой стояла фигурка пластмассового ангела. Достал пачечку корешков от переводов.

      – А вот и отрывные талоны к переводам на имя Клесова. Она из пенсии выкраивала, а внук приехал и убил благодетельницу.

      – Скотина! – повторил Демидов. – Смотри, он еще и в Липецке ошивался. Открытку ей прислал.

      – Поздравительную?

      – Денег просил.

      – За что ж такого урода любить? – возмутился Щербак.

      – За то, что кровь родная. И адреса обратного нет. Просил прислать «до востребования».

      Демидов вытащил целлофановый пакет с документами.

      – Смотри, свидетельство о смерти Клесовой Елизаветы Степановны, матери Дмитрия.

      Щербак посмотрел на дату.

      – Позвоню Турецкому. У них фотография