Веснянка. Ольга Озерцова

очень беспокойно. Да и мне вот кажется, что они к меду пристрастились. Кто-то его у меня тайком потягивает. Вот как выпью, они сразу где-то и пошевеливаются.

      – Это еще надо подумать, они ли? До твоего меду и без них много охотников.

      – Тише, – попросили рядом. С вершины холма донесся звонкий голос Веснянки:

      Солнышко-семенушко,

      Выгляни, красное,

      Из-за гор-горы!

      Выгляни, солнышко,

      До вешней поры!

      Видело ль ты, ведрышко,

      Красную весну?

      Встретило ли, красное,

      Ты свою сестру?

      Видело ли солнышко,

      Старую Ягу.

      – Это еще что? – Бортник хлопал глазами. – Опять леший или кикимора? Наши девки как начнут плясать, землю разбудят, всех их растревожат – на кого только не наткнешься. Смотри, что за чудище! И меду вроде не много выпил. Нечисть страшная, но не кикимора, эту я хорошо знаю, вроде и не домовой…

      Из толпы танцующих выбежал кто-то диковинный, в шубе, одетой наизнанку, на боках у него торчала солома, на шее и рукавах бренчали колокольчики[14].

      Бабу ли Ягу,

      Старую зиму?

      Пели девушки, махая руками и прогоняя чудище.

      Как она, лютая,

      От весны ушла,

      От красной бегла,

      В мешке стужу несла.

      Оно помчалось вниз, волоча за собой к подножию холма большой громыхающий мешок.

      Холод на землю трясла,

      Сама оступилась,

      Под гору покатилась.

      Чудище вправду оступилось и покатилось кубарем, за ним из мешка посыпались разбитые горшки, зернотерки, всякий сор. Внизу оно остановилось, шуба развернулась, и из нее выкатился измазанный сажей Светик. Бортник подхватил его на руки.

      – Экой ты у нас стал!

      Черепки и хлам, выпавшие из мешка, парни собирали в кучу.

      – Сожжем это в первом весеннем костре[15]!

      А девушки тем временем встали в круг около цветка.

      – Гляди-ка, как расцветилось!

      Теперь стало видно – все девицы по-весеннему нарядились. Разноцветный их хоровод казался снизу венком, надетым на холм. Он закрутился, завертелся.

      – Красота-то какая!.. Как на подбор!

      Чернобровый бортник подмигнул бабе, стоявшей рядом.

      – Срамотник, скоро уж в землю, а все туда же, заглядывается.

      – А как ты думаешь, отчего у меня мед такой сладкий? То-то и оно, кабы на них не дивовался, давно бы все скисло.

      Словно вьюн водят, словно вьюн! Но вот девушки остановились на вершине.

      – Веснянка, красавица, спой песенку!

      Среди пестрой толпы пришедших к Ярилиной горке те, кто впервые попали на этот праздник, увидели, как в круг вышла девушка-подросток с русой косой. Она сначала стояла, опустив голову и держась рукой за горло, как будто силясь преодолеть что-то, а потом подняла просветлевшие глаза и… запела.

      Солнышко-ядрышко!

      Выгляни, высвети,

      Твои дети плачут,

      По

14

Ряженый, олицетворяющий зиму, холод, болезнь, и шуточное его изгнание также распространены по всей Европе и у славян (изгнание Морены, или смерти).

15

О зольниках, огромных ритуальных кострах, распространенных на большой территории, в которых сжигались солома, старый мусор и которые имели очистительное значение, см.: Рыбаков. С. 304–318.