Сокровище двух миров. Татьяна Устименко

что мою любимую оскорбляет всякая иезуитская дрянь, – огрызнулся Виктор, машинально потирая запястье.

      Радислава молчала, подкручивая колки и вслушиваясь в звучание струн. Каждый звук – маленькая жизнь… И лишь все вместе, сплетаясь в созвучие, они создают единый поток, который сначала струится по капле, а потом льется все сильнее, превращаясь в полноводную реку: врывается в пересохшее русло, возрождаясь и возрождая. Оборотничка замерла, прислушиваясь к себе. Луна, заглянув в окно, высеребрила рассыпавшиеся по плечам волосы. Менестрель тронула струны, исполнила замысловатый перебор, осталась довольна и задумчиво обхватила корпус квиддеры, глядя перед собой, будто что-то вспоминая. Тогда тоже был вечер… И музыка, за которую она так и не отблагодарила его, пусть Виктор и играл тогда исключительно показухи ради. Пальцы сами собой прижали нужный аккорд, роившиеся в голове слова сложились в напевные строки, а голос стал еще одной струной:

      Сияя тусклой позолотой,

      Мольбой безмолвною крича,

      Она с отчаянной охотой

      Мечтала смертной стать гарротой,

      Сестрой скрипичного ключа.

      Уже давно, в тиши музея,

      Она ленилась петь и жить,

      Забыв, что каждый день глазея,

      Как будто в стенах Колизея,

      Мечтали люди ей служить.

      Ее изящная фигура

      Блюла себя сквозь сны и мари,

      Волнуя сердце балагура,

      Рождая поцелуй Амура,

      Но, помня руки Страдивари,

      Подобно копьям божьей рати,

      Ее смычок бывал остер,

      Ведь, звук и дух сплетя так кстати,

      Ее родню создал Амати,

      Но кто-то бросил на костер.

      Ее считали высшим вкусом,

      Елеем и росой с небес,

      А нарекли потом искусом,

      Нечистой похоти укусом,

      Что миру дал коварный бес.

      О, как она когда-то пела,

      Прекрасней трели соловья,

      Она рыдала и кипела,

      Кровь на струне ее алела,

      Твоя… А может, и моя…

      Ее теряли… Находили…

      Дарили милости взамен,

      Как будто женщину, любили,

      Но позже душу в ней убили,

      Витрины обрекли на плен.

      Она впитала дух веков,

      Волненье жизни, запах гари,

      Раба, но вечно вне оков,

      Творенье муз, дитя богов,

      Простая скрипка Страдивари…

      – Спасибо! – шепнул Виктор, наконец-то сумев проглотить застрявший в горле комок. – Это настоящее волшебство!

      Менестрель отблагодарила его выразительной улыбкой. И вновь все затихло. Радислава продолжала сидеть с квиддерой в руках, не в силах оторвать взгляд от паутины лунного света на полу.

      – Что, и спать с ней в обнимку будешь? – ехидно осведомился байкер минуту спустя, пытаясь хоть как-то разбить повисшую в воздухе тревожную тишину.

      – Ага… – рассеянно откликнулась Радислава, все так же глядя