Реквием машине времени. Василий Головачев

и Костров, далеко не робкий по натуре, под влиянием таинственной и мрачной атмосферы засвистел.

      Дойдя до речки и зачерпнув воды, он не сразу понял, что на его свист откликается довольно необычное эхо. Он остановился, перестал свистеть и прислушался. Это было не эхо. Из леса слева от тропинки доносился тихий прерывистый свист, даже не свист – писк. Он смолк почти сразу, как только Костров прекратил свистеть, и дважды возобновлялся в ответ на переливчатые рулады Полонеза Огинского. Кто-то помогал Кострову солировать.

      Продолжая насвистывать, Иван поставил ведра с водой, нашел подходящий сук и метнул его в чащу, откуда доносился писк. И тут же из леса раздался вопль, похожий на тот, что поразил их в первый вечер. Он прозвучал резко и сильно, полный тоски и злобы, и Костров невольно отскочил на середину тропинки, прямо на ведра.

      С минуту он прислушивался к шорохам леса, готовый бежать или драться, потом подобрал ведра и снова пошел за водой.

      – Кто-то кричал? – спросил его сонный Рузаев, когда он принес воду и молча залез в спальный мешок.

      – Я, – ответил Костров.

      Гаспарян пришел поздно ночью, усталый, злой и возбужденный.

      Костров, спавший вполсна, повернул голову в сторону негромких проклятий, доносившихся сквозь храп Рузаева, и спросил:

      – Ты, Сурен?

      – Спи, спи, дорогой, – отозвался Гаспарян. – Хорошо хоть в палатке пауков нет. Вот ведь дряни наплодил Господь Бог при сотворении мира! Кого он хотел этим удивить – ума не приложу.

      – Что случилось?

      – Да ничего особенного. Устал как собака, километров двадцать отмахал туда и обратно да еще драпал километра три…

      – От пауков? – засмеялся Костров.

      – Кто его знает. Где старый брод через Пожну, помнишь? Проезжали, водитель показывал… Нет? Впрочем, все равно. Темно, понимаешь, кругом, жутко – птицы молчат… А возле дороги что-то светится в кустах, как два глаза… И такая в них тоска – не передашь!.. Кинул я туда камешек…

      – А оттуда как заорет! – досказал Костров.

      – Точно! Как догадался? Слышал?

      – Слышать не слышал, но со мной тоже произошел случай.

      Гаспарян прыснул.

      – Ну и мчался же я! Наверняка установил рекорд в беге с препятствиями! Ты тоже?

      – Нет, я прыгнул в длину метров на семь без разбега, прямо в ведра с водой.

      Они засмеялись вдвоем, всхлипывая, давясь, и хохотали до тех пор, пока не проснулся Рузаев.

      – Вы что, с ума посходили? Два часа ночи, а они ржут! Анекдоты травите, что ли?

      – Извини, Михаил, – сказал изнемогший Гаспарян, вытирая слезы. – Разрядка за день.

      – Звонил Ивашуре?

      – Звонил. Шеф передал всем привет. Завтра вечером или послезавтра утром обещал привезти комбинезоны или штормовки. Так что надо успеть составить хотя бы общую картину.

      – Да, Игорь Васильич не любит туманных формулировок. – Костров выполз из спального мешка и, поеживаясь от холода, выбрался из палатки. Спустя минуту раздался его голос: – Братцы, посмотрите-ка!

      – Что там еще? –