Девушка, которую ты покинул. Джоджо Мойес

встреча на какое-то время выбила меня из колеи, будто ее удивительная красота, ее шик заставили острее чувствовать свое несовершенство.

      Тем временем Медведь еще три раза приходил в магазин. И каждый раз покупал шарф, причем старался сделать так, чтобы обслуживала его именно я.

      – Похоже, у тебя появился обожатель, – заметила Полетт (Парфюмерия).

      – Месье Лефевр? Берегись! – фыркнула Лулу (Сумки и бумажники). – Марсель из отдела доставки видел его на улице Пигаль. Он болтал с уличными девицами. Хм. Разговор с дьяволом. – И она отошла к своему прилавку.

      – Мадемуазель! – окликнул он меня, и я подскочила как ужаленная. Он навалился на прилавок, положив мясистые руки на стекло. – Я вовсе не собирался вас пугать.

      – А я и не думала пугаться, месье.

      Его карие глаза впились в меня так, будто он о чем-то напряженно думал, но не мог посвятить меня в свои мысли.

      – Не желаете посмотреть еще какие-нибудь шарфы?

      – Не сегодня. Я хотел… я хотел вас кое о чем попросить, – произнес он, и я непроизвольно дотронулась до воротника платья. – Мне хочется написать ваш портрет.

      – Что?

      – Меня зовут Эдуард Лефевр. Я художник. И если вы уделите мне час или два своего времени, я мог бы написать ваш портрет.

      Я решила, что он меня дразнит, и на всякий случай бросила взгляд в сторону Лулу и Полетт, гадая про себя, слушают ли они наш разговор.

      – Но почему… почему вы захотели нарисовать именно меня?

      Впервые за все время нашего знакомства я видела его слегка обескураженным.

      – Вы действительно хотите, чтобы я ответил?

      И только тут я поняла, что мой вопрос звучит так, будто я напрашиваюсь на комплименты.

      – Мадемуазель, в моей просьбе нет ничего предосудительного. Если желаете, можете взять с собой компаньонку. Я просто хочу… Ваше лицо меня обворожило. Я не смог забыть его даже после того, как покинул «Ля фам марше». И хочу запечатлеть его на бумаге.

      Я с трудом удержалась, чтобы не потрогать себя за подбородок. Мое лицо? Обворожительное?

      – А ваша… ваша жена будет присутствовать?

      – Я не женат. – Он полез в карман и что-то черкнул на листе бумаги. – Но зато у меня много шарфов.

      Он протянул мне листок, и я поймала себя на том, что, прежде чем взять его, опасливо огляделась по сторонам, словно преступница.

      Я никому ничего не сказала. Ведь я и сама точно не знала, что именно должна была сказать. Я надела свое лучшее платье, но, немного подумав, сняла его. Потом снова надела. А еще потратила непривычно много времени на то, чтобы заколоть волосы. Я битых двадцать минут просидела возле двери своей комнаты, перечисляя вслух причины, почему мне не следует идти.

      Когда я наконец вышла из комнаты, хозяйка пансиона удивленно подняла брови. Чтобы отвести от себя ее подозрения, я сняла парадные туфли и переобулась в сабо. Я шла и сама с собой спорила.

      «Если администрация магазина узнает, что ты позировала художнику, то может поставить под сомнение