Чужая луна. Игорь Яковлевич Болгарин

Фостиков предупреждал: не устоим. И назвал причину. Даже тот мужик, который долго нам верил, стал уходить, дезертировать.

      – Устал от войны, – подсказал кто-то.

      – И это, – согласился Врангель. – Но не только. Надо было еще немного дровишек подбросить в эту топку. А я поздно понял.

      – Какие дрова? Что еще можно было сделать?

      – Решить земельный вопрос. Вы меня теперь в чем хотите убеждайте, но победил нас простой российский мужик. Он – главная сила в нашей огромной стране. Как была она крестьянской, так и будет до скончания века. На нем вся наша жизнь держится. Он всю Россию кормит, а сам из века в век впроголодь живет. Перестал он нам верить, вот и отвернулся.

      – Раньше бы это понять, когда в Таврии бои шли! – поддержал Врангеля Фостиков. – Надо было начать раздавать землю. Без выкупа. Всем поровну, по количеству едоков.

      – Это вы, Михаил Архипович, большевистских листовок начитались, – сказал Барбович. – Им мужик тоже не верит. Слишком долго его обманывали.

      – И я о том же, Иван Гаврилович! Большевики – листовками, а мы бы – делом. Такая агитация быстро разлетелась бы по всей России и как-то могла повлиять, – и после длительного молчания Фостиков со вздохом добавил: – Только что толку в нашем позднем прозрении… Они – у себя дома, мы – в море. И нет у нас под ногами ни метра земной тверди.

      После этих слов все обернулись к Врангелю, ждали, что скажет он. Но он промолчал.

      Разговор стал постепенно иссякать. Говорить о том, что могло бы быть, но не сбылось, стало бессмысленно и скучно. С полчаса еще поговорили о чем-то несущественном. О нехватке продуктов питания и воды говорить избегали. Знали: в море им никто ничем не поможет, надо терпеть до Константинополя.

      С наступлением сумерек крейсер сбавил скорость и затем лег в дрейф, поджидая отставших.

      Гости воспользовались этой остановкой, и катер Главнокомандующего развез их по своим кораблям.

      Котляревского Врангель попросил остаться. Они поднялись в каюту Врангеля, и вскоре капитанский вестовой принес им поднос с чаем и различной сдобой, которую ухитрялся выпекать кок на корабельном камбузе.

      – Я рад, что вы вернулись, что вы с нами, – заботливо усаживая Котляревского в кресло возле круглого резного столика, сказал Врангель и пожаловался: – Устаю от пустопорожних разговоров, вроде нашего сегодняшнего: что могло бы быть, но не сбылось.

      – Не уверен, что вы правы, Петр Николаевич, – сказал Котляревский. – Самое время проанализировать то, что произошло. Если не нам с вами, то тем, кто придет нам на смену, это может пригодиться.

      – Только не сейчас, – качнул головой Врангель. – Для этого наступит другое время. Когда все станет на свои места.

      – Тогда все уйдет в давность, покроется патиной времени. Исчезнут из памяти мелочи, детали. А ведь дьявол кроется именно в них.

      – Понимаю. Я и сам, когда остаюсь наедине, часто мучаю себя вопросами: что могло быть, но не сбылось?