Записки безумной оптимистки. Три года спустя. Дарья Донцова

сердитый взгляд. Не понимая, чем ему не понравилось вежливое «здравствуйте», я сказала:

      – Добрый день.

      – Неверно, повторяю ситуацию.

      Я слегка обалдела, но на этот раз, когда он снова вошел в комнату, пробормотала:

      – Рада встрече.

      – Неверно, повторяю ситуацию.

      Окончательно растерявшись, я, вспомнив школьные годы, сделала реверанс, но успеха не достигла. Следующие полчаса полковник без конца выходил и вновь заходил на кафедру, я улыбалась, приседала, кланялась в пояс… Ему ничего не нравилось. В конце концов я обозлилась и спросила:

      – Да как же вас приветствовать, а?

      – Устав надо знать! – рявкнул вспотевший преподаватель. – Следует сказать: «Здравия желаю!»

      Для меня до сих пор осталось загадкой, почему он сразу не поправил меня, а сновал туда-сюда без остановки.

      После окончания занятий жизнь на факультете продолжала бить ключом. Здесь работала театральная студия под названием «Грезы», руководил ею студент Борис Берман, нынешняя звезда телеэкрана, один из ведущих программы «Без протокола». Я, естественно, мгновенно записалась в труппу. Борька ролей мне не давал, я исполняла танцы, что, учитывая полное отсутствие у меня музыкального слуха, было самым «подходящим» для меня занятием. Успокаивало лишь одно: остальные «балерины» оказались еще хуже, и на их фоне я выглядела вполне пристойно.

      В общем, жизнь Груни Васильевой текла совершенно прекрасно, никаких финансовых проблем, замечательные родители, друзья, любимая собака, книги, Переделкино…

      Будущее казалось таким же светлым, веселым, радостным…

      В августе 1972 года умер папа. Его просто зарезали в Кремлевской больнице. Отец на собственных ногах ушел в «Скорую помощь». У Аркадия Николаевича случился приступ холецистита. Операция по удалению желчного пузыря даже в начале семидесятых годов считалась рядовой, но, очевидно, не зря в народе тогда ходила ехидная поговорка про Кремлевку: «Полы паркетные, врачи анкетные». Оперативное вмешательство провели плохо, и, промучившись несколько дней, папа умер.

      Рано утром двадцать третьего августа я неожиданно проснулась от тихого голоса отца:

      – Грушенька, поди сюда.

      Потом послышался резкий, отрывистый звук, словно кто-то уронил на пол стакан.

      Я вскочила и побежала в спальню к родителям, часы показывали шесть утра пять минут. Рванув дверь, я увидела пустую, застеленную пледом двуспальную кровать и мгновенно сообразила: папочка в больнице, мама ночует у него в палате, мне просто приснился сон.

      Зевая, я вернулась к себе, легла под одеяло и минут через пятнадцать услышала тихий стук в окошко. Я отдернула занавеску и увидела Эстер Давыдовну Катаеву в халате.

      – Грушенька, оденься, – тихо сказала она. – Павлик тебя отвезет в больницу.

      Явление Эстер Давыдовны в халате около семи утра было делом просто немыслимым, и я попятилась к стене. Потом появился сын Катаевых, Павлик, и обнял меня. Мне стало ясно: папы больше нет.

      Уже в больнице,