Записки безумной оптимистки. Три года спустя. Дарья Донцова

знакомства было за семьдесят, я считала ее двадцатилетней, такая энергетика исходила от этой женщины. Я часто вспоминаю Лилю, сожалея, что мы никогда с ней больше не встречались, но она жива, потому что я думаю о ней.

      Моя мама и бабушка полагали, что девочка обязательно должна хорошо знать музыку. Лет этак в семь меня поволокли в музыкальную школу. Проведя испытание, директриса вышла к родителям, держа Грушеньку Васильеву за руку. Сначала она сухо прокомментировала итоги экзаменов, а потом сообщила:

      – Вот об этой девочке я хочу сказать особо. Совершенно уникальный случай.

      Бабушка приосанилась и стала гордо поглядывать на окружающих. Она почувствовала себя родственницей великой пианистки, ее переполняло счастье! У внучки обнаружен редкостный талант.

      – Впервые вижу такого ребенка, – продолжала педагог, – она не способна угадать ни одной ноты, у нее полное отсутствие слуха, чувства ритма и голоса. Медведь тут наступил не на ухо, он просто сел целиком на девочку и сидит на ней до сих пор.

      Короче говоря, в «музыкалку» меня не приняли, а вот несчастная Машка Гиллер, обладавшая, как на грех, стопроцентным музыкальным слухом, вынуждена была после обычной школы отправляться в музыкальную да еще потом киснуть дома над пианино. Во время нашего детства магнитофоны были большой редкостью, катушечный аппарат, имевшийся в школе, частенько ломался во время вечеров, и наша классная руководительница Наталия Львовна говорила:

      – Ничего, ничего, сейчас Маша нам поиграет, а все потанцуют!

      Представляете радость Машки, которой предстояло долбасить по клавишам в тот момент, когда другие веселились!

      Поняв, что Грушеньке никогда не победить на Конкурсе пианистов имени П.И. Чайковского, мама купила абонемент в Консерваторию. Невозможно вам описать мучения ребенка, вынужденного сидеть в зале и внимать звукам, которые кажутся ему одинаковыми. Моцарт, Вивальди, Бах, Бетховен, Шопен, Мусоргский… Я прослушала их произведения не один раз, но запомнить не смогла и никогда не разберу, кому принадлежит та или иная мелодия. Если честно, я ненавидела Консерваторию, Концертный зал имени Чайковского и конферансье Анну Чехову. Слегка примирял меня с походом в храм музыки буфет. Там продавали бутерброды с моей любимой копченой колбасой и ситро. Налопавшись, я мирно дремала в кресле, изредка пересчитывая трубы у органа. Надо же было хоть чем-то заняться во время концерта. Желая привить девочке музыкальный вкус, мама и бабушка достигли противоположного результата, меня стало тошнить при виде симфонического оркестра.

      И если вы думаете, что этим мучения мои ограничивались, то ошибаетесь. Каждый выходной Грушеньку обязательно отправляли в музыкальный театр, слушать оперу или смотреть балет, намного реже мне удавалось увидеть обычную пьесу.

      Опера меня раздражала, а во время танца очередных лебедей я мирно засыпала. Мама и бабушка очень огорчались отсутствию у меня музыкальности, сами-то они были меломанками, поэтому в два голоса отчитывали меня после представления. Я ощущала себя неуютно, сидя в огромном зале среди тех, кто обожал музыку. У людей на