Боги слепнут. Роман Буревой

Потому что и сами ничего не знают о себе. Они довольно точно оценивают окружающих людей, но себя – никогда.

      – Ты что-то задумал? – спросила Арриетта.

      – Когда я освобождался, одна занятная мысль посетила меня. Подумал: «Рано или поздно ловцы меня поймают. Зачем же бегу? Пусть случится неизбежное. Зачем отдалять, зачем бороться, цепляться?»

      – Как зачем? Это же самоубийство, то, что ты говоришь. Ловцы тебя убьют.

      Гимп отрицательно покачал головой:

      – Я все больше и больше склоняюсь к мысли, что ловцы не убивают гениев. Убивают люди. Ради платинового блеска, который после мучительной смерти остается на земле. Ты ведь знаешь: чем больше гения мучить перед смертью, тем больше платины… А впрочем – это домыслы. Я думаю – платины в гении столько, сколько в нем гениальной сути. А ловцы… Им платина не нужна. Им нужно что-то другое. И я хочу узнать – что.

      Арриетта пожала плечами – Гимп пытается играть роль гения Империи после того, как его лишили должности. Это раньше он мог взять под крыло полмира. А ныне? Ему остается только носиться по улицам, вынюхивая маленькие тайны. Простой соглядатай счастливее его. Хотя бы потому, что у соглядатая есть хозяин, которой за эту тайну щедро заплатит. А гений Империи ныне бездомен и бесприютен. Безларник – что о нем еще можно сказать. И к тому же слепец. Он слишком уязвим. Однако Арриетта не могла ему отказать. Гениям не отказывают.

      – Что толку, если ты узнаешь цель похищения? А дальше что? Ты никому не сможешь сообщить.

      – Надо перейти Рубикон.

      – По-моему, гении его перешли. В тот день, когда вас швырнули на землю.

      – Затея безумная, – согласился Гимп. – Самая безумная из всех безумных затей. Но у нее есть некоторые блестящие черточки. Что-то вроде блесток, которые матроны нашивают на свои платья. Люблю такие блестки. Они привлекают. И ты мне поможешь. Поможешь нашить еще одну блестку на мой безумный план.

      Хотя она ожидала подобного заявления, но все равно растерялась.

      – Я не собираюсь… – она запнулась – ясно было, что таким тоном ничего отстоять не удастся. – За так… – добавила, чтобы хоть что-то сказать.

      – Я заплачу. Не волнуйся, – засмеялся Гимп.

      – И какова плата? Ведь гении больше не исполняют желаний.

      – Смотря какие. Может быть, как раз твое смогу исполнить смогу исполнить, – ей показалось, что он глянул ей в глаза.

      Слепой глянул в глаза. Во всяком случае, его зрачки были точно против ее зрачков. Ей стало не по себе от этого слепого взгляда.

      – Миллион сестерциев можешь заплатить? – Голос ее дрожал.

      Кажется, этот вопрос его обескуражил.

      – Миллион – это не желание, а арифметика, – проговорил разочарованно Гимп.

      – Миллион – это высшая математика. А иначе я не согласна… – объявила Арриетта с довольным видом, не ожидая, что так легко найдет повод отказаться.

      – Я дам тебе миллион, – согласился Гимп. – И еще… я исполню одно твое тайное желание. То, о котором ты сама не знаешь.

      Теперь он глядел мимо нее и улыбался.

      – Ну, соглашайся. Практически