Разведотряд. Юрий Иваниченко

разведки, плавно перешедшие под крыло СА. Немногочисленные, кстати, и только из разведки «политической», потому что весь персонал военной разведки со всей документацией 2-го отдела Генштаба и списками агентуры до оккупации успел перебраться в Лондон.

      Были здесь и остатки польской агентуры. Но с этими разговаривать приходилось «втёмную», от имени польской разведки, на самом деле – частично уничтоженной, а частично ушедшей в эмиграцию и подполье.

      Кстати, от поляков услышал Войткевич первые правдивые, а потому – особенно жуткие рассказы о том, что происходит там, за рекой, в германской зоне оккупации. Этого он не узнал ни от своих энкавэдэшных наставников, ни во время новогодней поездки по обмену опытом в Австрию и Германию, организованной «Комиссией по экономическому сотрудничеству» в развитие Московского договора. Поездки, насыщенной интересными показами оборудования (не только для пищевкусового производства), переговорами и визитами в оперу, где Яков неизменно встречался с истым, похлеще его самого, меломаном Карлом Бреннером. Поездки, во время которой его обласкали, подчёркнуто именуя «фольксдойче» и не слишком акцентируя расовый мезальянс и его происхождения, и брака. И весьма солидно «подогрели» материально, так что опись переданного и подаренного, составленная по возвращении Войткевичем (оперативная кличка Везунок) для НКВД, занимала целую страницу.

      «Прогулки» эти – их собственно лыжная часть была невелика, добирались обычно или на комбинатской «эмке» с цепями на задних колёсах, или в пассажирском вагоне узкоколейки, а затем лишь вставали на лыжи – были не так уж безопасны не только с точки зрения семейного благополучия. Несколько раз им пришлось отстреливаться от небольших и кое-как вооруженных бандгрупп. То перекрывали дорогу, то пытались догнать в паре вёрст от очередного села. Но «лыжники» были настороже, да и оружие было у обоих: у Якова – положенное по должности, у Ирмы же, по бумагам числившейся его начснабом – нелегальное, но никто её не обыскивал. А стреляли они оба почти одинаково метко, так что достаточно было два-три раза гавкнуть нагану Войкевича и тявкнуть браунингу Ирмы, как со стонами и «прокльонами» разбойники или бульбаши ушивались, неизменно оставляя капли крови на снегу. Но к весне 40-го попытки нападения почти прекратились, несмотря на то что забирались «командированные лыжники» во всё более легендарно глухие места вроде крепкого села с говорящим названием «Вовковыя» посреди лишь к февралю подмёрзших болот, или небогатого села Выплясункова, во времена оны подаренного то ли Потоцким, то ли Чарторыйским обожаемой им балерине. Оттого и «Выплясунково» – выплясала, вытанцевала. Отстреливаться им ещё пришлось всего-то раза четыре, и лишь от волков настоящих, серых, на четырёх лапах и с толстыми хвостами.

      С двуногими же всё обстояло иначе. Всю холодную снежную зиму на «освобождённой и воссоединённой» земле шла чистка, и к весне край замер, оцепенел.

      Брали по доносам и внешним признакам, по национальности и образовательному