Лермонтов. Исследования и находки. Ираклий Андроников

я поспешил к Лермонтову, чтобы его успокоить, и, не застав дома, написал ему от слова до слова то, что сказал мне Мордвинов. Когда же возвратился домой, нашел у себя его записку, в которой он опять просил моего заступления, потому что ему грозит опасность»[142].

      Можно ли положиться на память Муравьева?

      Можно!

      Среди бумаг, отобранных у Лермонтова при аресте, была та записка, о которой говорит Муравьев. И результаты первого свидания с Мордвиновым он излагает совершенно согласно – и в мемуарах, и в этом письме.

      Вот как пересказали жандармы содержание отобранного письма в «Описи перенумерованным бумагам корнета Лермонтова»:

      «Письмо Андрея Муравьева, писанное в четверток, коим уведомляет, чтобы Лермонтов был покоен насчет его стихов, присовокупляя, что он говорил об них Мордвинову, который нашел их прекрасными, прибавив только, чтобы их не публиковать, причем приглашает его к себе утром или вечером»[143].

      (В скобках заметим, что «приглашает к себе» Лермонтова, конечно, не Мордвинов, а Муравьев. Но таков стиль описи!)

      «Четверток», или четверг, которым помечено письмо Муравьева, приходился на 18 февраля. Что имеется в виду этот четверг, а не другой, подтверждает родственница Лермонтова Анна Григорьевна Философова, которая 27 февраля 1837 года пишет о Лермонтове:

      «Он под арестом 9 дней, в штабе»[144].

      Если от двадцати семи отнять девять, получится восемнадцать. Не остается сомнений, что Лермонтов был арестован именно 18 числа.

      События развивались так.

      17 февраля Лермонтов приехал к Муравьеву с просьбой «поговорить в его пользу Мордвинову». На другой день, то есть уже 18-го, Муравьев отправляется к своему родичу, от которого узнает, что стихи «прекрасные» и что он, Мордвинов, читал их Бенкендорфу, который не нашел в них ничего предосудительного.

      18-го Муравьев отправляется к Лермонтову, не застает его дома, оставляет письмо, а вернувшись к себе, находит записку Лермонтова о грозящей ему опасности. И действительно: в этот день Лермонтов арестован.

      «Каково было мое изумление вечером, – продолжает вспоминать Муравьев, – когда флигель-адъютант (?! – И. А.) Столыпин сообщил мне, что Лермонтов уже под арестом»[145].

      Казалось бы, все совершенно ясно!

      Нет. Дело в том, что при обыске у Раевского отобрана записка Андрея Краевского, которую жандармы не просто внесли в «Опись бумагам», а нашли полезным процитировать из нее несколько строк:

      «Записка журналиста Краевского, от 17-го сего февраля, следующего содержания: «Скажи мне, что сталось с Л-р-вым? Правда ли, что он жил или живет еще теперь не дома? Неужели еще жертва, закалаемая в память усопшему? Господи, когда все это кончится!..»[146]

      Что? Лермонтов арестован 17-го?

      Нет, этого быть не может! Мы уже убедились, что это произошло 18-го! Записка Краевского говорит о другом.

      Лермонтов не живет дома – он избегает расспросов, встреч с лицами, которые приезжают к нему за стихами. Он уклоняется,

142

Там же, с. 23–24.

143

Висковатов. Биография. Приложение IV, с. 16.

144

А. Н. М и х а й л о в а. Лермонтов и его родня по документам архива А. И. Философова. – «Литературное наследство», т. 45–46, с. 672.

145

А. Н. М у р а в ь е в. Знакомство с русскими поэтами. Киев, 1871, с. 24.

146

Висковатов. Биография. Приложение IV, с. 14.