Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы. Виктор Поротников

встал со стула. – Отдай мне Джакомо, ибо гроб для него уже сколочен. Мое решение твердо! Джакомо должен умереть!

      Василий Вельяминов окинул Дмитрия с головы до ног неприветливым взглядом и промолвил, теребя свой толстый нос:

      – До сих пор бояре и народ московский моим решениям внимали, княже. Пусть так и будет впредь. Ты еще не дорос до самостоятельных решений, племяш. В тебе говорит скорбь по умершей матери и злоба твоя против Джакомо…

      – Замолчь, боярин! – гневно воскликнул Дмитрий. – Я – великий князь! Ты не смеешь мне перечить, наглец!..

      – Ты получил великое Владимирское княжение благодаря мне, племяш, – медленно вымолвил тысяцкий, исподлобья взирая на Дмитрия, который напоминал сейчас волчонка, оскалившего клыки на матерого волка. – Без меня ты не одолел бы нижегородских князей и не замирился бы с рязанским князем Олегом. Ты под моим крылом сидишь, племяш, лишь благодаря этому стол отцовский у тебя не отняли соседние князья. А посему умерь-ка свой норов, дружок. И не забывай, кому ты обязан своим теперешним высоким положением! – Василий Вельяминов помолчал и добавил уже более миролюбиво: – Я не меньше твоего скорблю по твоей матери, племяш. Однако и в скорби своей я не забегаю наперед разума, не рублю с плеча. Предать смерти Джакомо легко, но этим горю не поможешь.

      Отвесив прощальный поклон, тысяцкий направился к двери, его сапоги слегка поскрипывали при каждом шаге. Взявшись за дверное кольцо, Василий Вельяминов обернулся и бросил Дмитрию:

      – Князь должен быть милосердным, племяш. Твой покойный отец таким и был, за это люд московский его любил и почитал.

      Перешагнув через высокий порог, тысяцкий вышел из светлицы, плотно притворив за собой дверь.

* * *

      Едва Василий Вельяминов скрылся за дверью, Дмитрий выскочил из-за стола, отшвырнув стул. Его лицо покрылось красными пятнами, в глазах плясали огоньки еле сдерживаемого гнева.

      – Видали, как вызывающе держится предо мной тысяцкий! – возмущался Дмитрий, обращаясь к Владимиру и к Федьке Свиблу. – Дядюшка мой считает меня дитятей неразумным, а себя мнит эдаким мудрецом и славным воителем. Оказывается, я по уши в долгу перед ним. Его послушать, так не видать бы мне княжеского трона, кабы он не порадел за меня! Вот надменный злыдень!

      – Тебе шах, брат, – сказал Владимир, сделав очередной ход. Он начинал атаку на белого «князя».

      – Отстань, не до игры мне! – рявкнул Дмитрий на Владимира, резким движением руки смахнув с доски шахматные фигурки. – Ты что, не видел, как тысяцкий унизил меня? Не слышал, как он разговаривал со мной? Иль тебе сие безразлично, братец?

      Владимир растерянно хлопал глазами, ему еще не доводилось видеть Дмитрия в таком взвинченном состоянии.

      – Бог с тобой, брат! – пробормотал Владимир. – Я душой и сердцем на твоей стороне. Мне тоже не нравится, что дядя твой совсем уж не считается с тобой. Ты – князь, поэтому тысяцкий обязан тебе подчиняться.

      – И я готов пойти за тобой в огонь и воду! –