Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы. Виктор Поротников

Москве пожар случился, да такой, что за несколько часов от города и посада одни головешки остались. Одних только церквей сгорело тринадцать! Без кола и без двора остался весь люд московский: купцы, бояре, священники, черные люди – все на пепелище оказались. Стон и плач стоят ныне в уделе московского князя! Только-только черноризцы отпели умерших от мора, а теперь вот надо отпевать тех московлян, что в пламени погибли.

      Путники и торговцы, пробиравшиеся из сгоревшей Москвы через Волок Ламский и Шошу кто в Тверь, кто в Торжок, живописали московское пожарище такими словами, что горожане микулинские в ужасе за голову хватались.

      А князь микулинский мало того что обрадовался этому известию, он собрал бояр своих и закатил пир по такому случаю. «Выходит, дошли до Сатаны мои молитвы! – с довольным видом молвил своим приближенным Михаил Александрович. – Получается, кара Сатанинская на деле-то пострашнее кары Господней! Пусть-ка попечалится сопляк Дмитрий, пусть покручинится, глядя на черное пожарище! Небось теперь ему будет не до чужих склок и распрей, поди и у бояр его гордыни-то поубавится!»

      В Городец-на-Волге известие о московском пожарище привез один местный купец, потерявший в этом бедствии весь свой товар. Княжеские люди мигом доставили этого торговца пред очи Бориса Константиновича, который учинил ему дотошный расспрос. Вызнав все подробности московской беды, Борис Константинович щедро отсыпал серебра сему очевидцу.

      В этот же день на обедне в храме Борис Константинович принялся одаривать всех прихожан и нищих деньгами, собственноручно вынимая их из кошеля, привешенного к поясу. Люди в толпе недоумевающе перешептывались, ибо скаредность Бориса Константиновича всем была хорошо известна.

      – Чему дивиться, други, – прозвучал чей-то голос в людской толчее. – У московского князя град весь выгорел, а сие для нашего князя великая радость! Обида и злость Борису Константиновичу весь свет заслонили, печаль его снедает, что не удержался он в Нижнем Новгороде. И повинен в сем князь московский!

      Глава девятая. Дело брачное и дело бранное

      Большой совет собрался в княжеском сельце Кудрино, что на Яузе-реке. В просторной горнице загородного княжьего терема расселись по лавкам длиннобородые бояре и воеводы, главы купеческих братчин, кончанские старосты, княжеские тиуны и огнищане… Среди степенных седовласых мужей, облаченных в длинные одежды из парчи и бархата, сверкающих золотом украшений, несколько необычно смотрелся юный князь Дмитрий в обычной льняной рубахе белого цвета с красным оплечьем, с серебряной витой гривной на шее и с золотой диадемой на слегка вьющихся темно-русых волосах.

      Также довольно необычно смотрелась в этом мужском собрании единственная женщина, облаченная в темное траурное платье до пят, с черным покрывалом на голове, из-под которого у нее на лбу виднелся еле заметной узкой полоской край белого платка. Это была вдовствующая княгиня Мария Александровна,