Иван Калита. Юрий Торубаров

будить жить, – и велел набросить на него медвежью шкуру. – Надобедь попестовать его, – и скользнул взглядом по мужикам. Те, насупившись, молчали.

      – Я, – отозвался Митяй, видя, как другие отлынивают.

      Хист ничего не сказал, только вновь покачал головой и пожал неопределенно плечами.

      Митяю почему-то незнакомец дюже понравился, и появилось непреодолимое желание спасти его. Пришел отец, с которым они бежали от постылой жизни.

      – Ты чего не дрыхнешь? – спросил отец, глядя, куда бы сесть.

      В землянке царил полумрак. Несколько коптящих лучинок слабо освещали огромное помещение, в котором находили приют несколько десятков человек.

      Вот здесь они отсиживались после набегов. Но Хист и многие из его ватаги понимали, что отсюда надо уходить. Московский князь для поддержки купцов, которые хорошо пополняли его казну, выделил воев, и они все сильнее наступали Хисту и его ватаге на пятки. Не долог день, когда они доберутся и сюда. Оставался один путь – спускаться еще южнее и, как говорил Аким, идти назад к казакам. Благо, это не возбранялось их неписаными законами. Эти вольные, свободные люди с силой вновь тянули их к себе. Сопротивлялся один ваттаман, боясь, что там уже его никто так не назовет. Их жизнь он хорошо знал. У них многому и научился. Только воля предводителя удерживала ваттаманов от такого шага. Поддавшись когда-то на его уговоры, мол, одним будет лучше, они, как волки, отбившиеся от стаи, только и думали, как вновь вернуться к казакам.

      Больной очнулся только на вторые сутки. Открыв глаза, он не мог понять, где находится. Полумрак мешал разглядеть помещение. Он попытался подняться, но не хватило сил. Из его груди вырвался стон.

      – Ты что? – раздался незнакомый глухой голос.

      И над ним склонилась чья-то обросшая голова.

      – Где я? – напрягая все силы, промолвил он.

      – Ты… у ваттамана Хиста, – послышалось в ответ.

      – У ваттамана?

      – У его.

      Больной опять застонал.

      – Что болит-то? – участливо спросил неизвестный.

      – Все, – услышал он в ответ.

      – Худы дела. Пойдуть к ваттаману.

      Он сделал было шаг, но что-то вспомнив, обернулся и спросил:

      – А исть хошь?

      – Нет, – тихо ответил больной.

      Вскоре, сквозь дремоту, больной вновь услышал над собой чьи-то голоса.

      – Так, значица, худ? – спросил Хист.

      – Худ, худ, – ответил тот, кто недавно с ним разговаривал.

      – Да, надоть к Акиму его тащить, – как бы в раздумье проговорил ваттаман, – кто… сподобится? – и почесал затылок.

      – Я! – раздался сонный голос Митяя, – я сподоблюсь! – И он поднялся.

      – Ладноть, все одно. Выдержит ли? – Хист кивнул на больного.

      – Все под богом ходим.

      Митяй не стал оттягивать уход. Больного, одев в просохшие одежды, вывели на улицу и положили на волокушу. Хист спустился в схрон, принес оттуда медвежью шубу и накрыл больного. С какого боярина или купца снял, было неведомо. Сулим