Поджигатели. Цепь предательств. Ник. Шпанов

днем становится все более необходимым. Настоятельно необходимым!

      – Поэтому я и хочу, чтобы вы познакомились с одним моим другом…

      – Тот, к кому мы едем?

      – Пока я не вижу надобности афишировать нашу близость. Но со временем… У него дьявольский ум, Фосс! Он принесет нашему делу большую, очень большую пользу.

      Но Доллас плохо его слушал. Его мысли вертелись вокруг неудачи с отравлением президента. Следуя им, он сказал:

      – Но как вы думаете, Уильям, они сумеют, этот Киллингер и другие?

      Буллит досадливо повел плечами:

      – Если они окажутся не способными покончить с ФДР, мы пустим в ход свою собственную машину. Не хочется только подвергать такому риску Говера.

      – Нет, нет, что вы! – испуганно воскликнул Доллас. – Президент верит ему и должен верить до конца!

      – А Говер мог бы. У него отлично работающая машина, – мечтательно проговорил Буллит.

      Глазки Долласа испуганно ощупали лицо Буллита: мог ли этот человек знать, что и первое неудачное покушение на Рузвельта в 1933 году тоже было делом рук Говера?

      – Вы чертовски легкомысленный человек, Уильям, – недовольно пробормотал Доллас, чтобы переменить разговор. – Всякому встречному болтаете первое, что придет в голову. Европа теперь очень болезненно относится к проявлению каких бы то ни было симпатий к немцам.

      – Не к немцам, а к наци, – поправил Буллит.

      – Один дьявол!

      – К сожалению, далеко не так. Когда дойдет до настоящего дела, я не поставил бы ни цента даже на многих из тех, кто носит свастику в петлице, а об остальных нечего и говорить. У фюрера вовсе не так много поклонников в Германии. Там его знают лучше, чем за границей.

      – Тем больше смысла в том, что я вам только что говорил: не слишком осторожно для посла Штатов якшаться черт знает с кем. Скандал, которым это кончилось для вас в Москве, не должен повториться.

      – Париж не Москва.

      – Но люди, кажется, начинают кое-что понимать и тут.

      – Пока они поймут все, мы завернем их в такие пеленки…

      – В такой игре предпочтительнее саван. – Доллас немного помолчал. – Однако русские меня беспокоят все больше и больше. Та ужасающая гласность, которой они уже успели предать чешские дела, может привести к полному провалу. Мир слишком насторожился. Мы вынуждены следить за каждым своим шагом, выбирать каждое слово.

      Буллит рассмеялся:

      – Ага! Теперь вы понимаете, как утомительно быть дипломатом! – весело сказал он. – Привыкли дома при свете дня хватать за глотку всякого, кто стоит на вашем пути. Да, вы правы: мир насторожился, тот мир, который мы с вами не любим принимать в расчет. И тут уже ничего нельзя поделать. Не мы, а нас могут схватить за глотку при первой ошибке, и тогда уж…

      – Нокаут?

      – Да!

      Доллас резко, всем телом повернулся к Буллиту. На его лице появилось выражение неприкрытой угрозы.

      – Вы удивительный осел, Уильям! Отдаете себе отчет в том, к чему может привести неосторожность, а ведете себя здесь, как рэкетир