Это было в Праге. Том 1. Книга 1. Предательство. Книга 2. Борьба. Георгий Брянцев

В другом кармане оказался носовой платок и какой-то ключ, в третьем – нагрудном – ничего не было, а из четвертого торчали автоматическая ручка и карандаш. Так же тщательно Эльвира обследовала и внутренние карманы. Один оказался пустым, а из второго Эльвира вынула записную книжку и быстрым движением сунула ее за свой широкий шелковый пояс.

      Бесшумно раздвинулись драпри, показался Прэн.

      – Роберт! Как я рада! – воскликнула Эльвира.

      Целуя ей руку, Прэн спросил:

      – Кто этот человек, с которым ты сидела?

      – Ах, вот оно что! – Эльвира звонко рассмеялась. – Роберт ревнует! Я сидела с чехом. Это видный деловой человек Праги.

      – Настоящих деловых людей можно найти только в Америке.

      – Ты в этом уверен?

      – Да.

      – Нескромно с твоей стороны, мой милый!

      …В первом часу ночи Эльвира снова появилась в зале. Джаз непрерывно играл танго и слоу-фокстроты.

      Обермейер, ждавший сестру у окна, с подчеркнутым раздражением посмотрел на часы.

      – Где ты пропадала?

      – Виделась с Прэном.

      – Черт знает что! Мы опаздываем. Едем же!

      – Ты взял все, что нужно?…

      – Да, да, да, – сухо ответил Мориц.

      Когда машина тронулась, Обермейер поинтересовался:

      – Ну, как себя чувствует твой Прэн?

      Эльвира рассказала о встрече. Потом она вынула записную книжку и молча подала брату.

      – Это что?

      – Записная книжка.

      – Прэна?

      – Да.

      – Почему она у тебя?

      Эльвира рассказала.

      – Ты уверена, что он ничего не заметил?

      – По-моему, да, – не совсем твердо произнесла Эльвира.

      – Смотри, как бы не дошло до скандала.

      – Пустяки… Из Прэна я могу веревки вить. Допустим даже, что он видел. Что за беда? Я всегда найду, что сказать.

      Глава третья

      Милаш Нерич проснулся, против обыкновения, поздно: стрелка на ручных часах подползала к цифре двенадцать. Лампа на тумбочке, которую он не погасил вечером, продолжала гореть. Ее неестественно бледный, рассеянный свет тонул в лучах солнца, проникавших в комнату сквозь неплотно сдвинутые шторы окна.

      И первое, что ощутил Нерич, была неприятная тяжесть в голове и горьковато-кислый привкус во рту. Мелькнула мысль: не заболел ли?

      Он приподнялся, сел в постели и почувствовал тупую боль в висках. Нерич поморщился, неодолимо потянуло снова лечь. Он сомкнул веки, осторожно опустился на подушку, вытянулся и, не раскрывая глаз, попытался сообразить: что же было причиной такого долгого и тяжелого сна?

      Вчера он заснул рано и как-то внезапно, даже не успел выключить свет настольной лампы. Перед сном читал длинное письмо из Белграда. Читал, с трудом пересиливая дремоту. Помнится, успел вложить письмо в конверт и сунуть его под подушку. Спал крепко, очень крепко. Ни разу не проснулся за ночь и не притронулся к стакану с минеральной водой, который поставил с вечера на тумбочку, полагая, что после сытного ужина его будет мучить жажда.

      В чем же причина?

      Собираясь