Тайные тропы (сборник). Георгий Брянцев

когда дверь отворилась и на пороге комнаты показался служитель Юргенса. Всегда спокойный, сегодня он казался растерянным и встревоженным.

      – Господин майор просит вас пожаловать к нему немедленно.

      Кибиц замолк и с недоумением посмотрел на служителя.

      – Меня? – переспросил он.

      – Да, вас, господин Кибиц, – тихо повторил служитель.

      Никогда прежде Юргенс не вызывал Кибица во внеурочное время.

      Служитель стоял в ожидании.

      – Вас ждут, – повторил он через минуту и почему-то кашлянул, будто хотел этим дать понять, что надо торопиться.

      Кибиц схватил со стула пиджак и, накинув его на плечи, почти выбежал из комнаты.

      Друзья переглянулись. Они остались одни в квартире Кибица и не знали, что предпринять: ждать или уйти. Ожогин предложил ждать, тем более, что время урока не истекло. Несколько минут они сидели не двигаясь. Однако это было утомительно. Никита Родионович встал и принялся ходить по комнате. Изредка он останавливался около стола или шкафа, присматривался к разбросанным вещам и радиодеталям – все было хорошо знакомо и, кроме неряшливости хозяина, ни о чем не говорило. Единственное, что заинтересовало Никиту Родионовича, – это этажерка с книгами. Не притрагиваясь к ним, он прочел названия на корешках обложек и убедился, что Кибиц читает только политическую литературу. Тут были томики Гитлера, Геббельса, Шахта. Вынув наобум один из них, Ожогин стал перелистывать его. Почти на каждой странице красовались пометки синим карандашом: подчеркнутые фразы, зигзагообразные линии на полях, вопросы, восклицательные знаки.

      – Кибиц размышляет… – улыбнулся Ожогин.

      Карандашные пометки были и в других книгах. Среди томиков оказалась толстая, хорошо переплетенная тетрадь, в которой рукой Кибица были сделаны многочисленные записи. Никита Родионович заинтересовался ими.

      На первой странице, кроме даты, ничего не было. Текст начинался со второго листа. Первой оказалась цитата из брошюры Яльмара Шахта:

      «Первым шагом Европы должна быть борьба с большевизмом, вторым шагом – эксплуатация естественных богатств России».

      «Историю мира творили только меньшинства. Адольф Гитлер».

      «Мое дело не наводить справедливость, а искоренять и уничтожать. Геринг».

      Никита Родионович стал читать вслух:

      – «Наши враги могут вести войну сколько им угодно. Мы сделаем все, чтобы их разбить. То, что они нас когда-нибудь разобьют, невозможно и исключено. Гитлер. 3.10.1941 года».

      Сбоку цитаты рукой Кибица были поставлены три огромных вопросительных знака.

      – «Сегодня я могу сказать с уверенностью, что до зимы русская армия не будет более опасна ни для Германии, ни для Европы. Я вас прошу вспомнить об этом через несколько месяцев. Геббельс. Заявление турецким журналистам 15.10.1942 года». И надпись поперек: «Я вспомнил об этом ровно через год. Турецким журналистам не советую вспоминать».

      – Критикует начальство! – рассмеялся Андрей.

      – Да, похоже на это… «Можно