Следы на снегу. Георгий Брянцев

и зашагал к квартире.

      А там перед ним открылась такая картина: на столе клокотал в клубах пара все тот же самовар с помятыми боками, а на тарелках горками возвышались горячие пышки. У стола сидели летчик Ноговицын, механик Пересветов, радистка Эверстова и кто-то посторонний, спиной к дверям. Шла беседа. Собственно, говорил посторонний, а остальные внимательно слушали.

      Никто не обратил внимания на вошедшего майора, хотя было ясно, что завтрак не начинали из-за него.

      — Атас[8] Быканыров! — громко сказал Шелестов.

      Гость не по возрасту быстро повернулся, и глаза майора встретились с узкими и темными глазами охотника, живо глядевшими на него сквозь узкие прорези век.

      Старик так же быстро встал и с какой-то особой самобытной учтивостью и почтительностью направился к Шелестову.

      — Дорообо, дорообо, Роман Лукич.

      — Здравствуй, отец, здравствуй.

      Они долго трясли друг другу руки, стоя посредине комнаты.

      — Сколько же мы не виделись?

      — Долго не виделись. Совсем долго…

      — А все же?

      — Однако с весны того года, — напомнил Быканыров.

      — Правильно, — подтвердил Шелестов, усаживая гостя за стол. — А я увидел у дома твоего пса и никак не мог вспомнить, чей же он. Ну никак!

      — Худо дело, совсем худо, — сочувственно и серьезно отозвался старик, будто и в самом деле поверил словам майора. — Не узнал Таас Баса, значит, глаза совсем плохие стали и память плохая. Лечить надо. Крепко лечить. Смотри, через год и меня не узнаешь.

      — Шучу я, шучу, — заметил майор.

      — А я тоже шучу, — рассмеялся гость.

      Он свободно говорил по-русски, и только иногда в его речь вплетались обороты и выражения, свойственные коренным жителям Якутии.

      Быканыров до революции работал по найму у русских купцов, в годы становления советской власти состоял в Красной гвардии и постоянно общался с русскими, потом, в течение двух лет, обучался в русской школе.

      — Ты как же узнал, что я тут? — спросил Шелестов. — Ведь мы только вчера ночью прилетели.

      — Не знал я, что ты здесь, Роман Лукич. Точно, не знал. Я к директору пришел. Сам пришел. Дело привело меня сюда. И хорошо, что ты тут. Расскажу тебе все.

      — Дело делом, а сначала давайте завтракать. Как, друзья?

      Все согласились, что это правильное решение. Эверстова начала разливать чай по эмалированным кружкам, и майор придвинул табурет к столу. Но, занятый едой, он украдкой разглядывал своего старого друга.

      Волосы на голове Быканырова поредели, побелели, но оставались, как и прежде, жесткими, колючими, словно у ежика. Морщин прибавилось. Они напоминали собой щели. Но старость не портила лица Быканырова. Узко прорезанные живые и умные, но немного уставшие глаза его подчеркивали мудрость старческих лет. Они смотрели зорко, смело, как это бывает у людей, проведших большую часть своей жизни среди природы. Обилие морщин говорило, как раны на теле закаленного в боях воина, о том, что за плечами старика лежала нелегкая жизнь.

      — Все еще охотой

8

Атас — товарищ.