Глаголют стяги. Иван Наживин

певцы.

      – Многие лета… – гремел хор.

      – Счастливые годы… – настаивали певцы.

      – Даждь им, Господи, многие и счастливые годы…

      – И детям их порфирородным…

      – Многие лета…

      – Счастливые им годы…

      – Подай им, Господи, многие и счастливые годы…

      И среди торжественных, победных песнопений Цимисхий медлительно, сияя, как бог, скрылся в глубине своего роскошного дворца…

      IV. На порогах Непры

      На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела…

      Между тем Святослав с остатками своей разбитой рати бежал под парусами по сердитому зимнему морю. Ладей у него осталось всего с сотню, и издали они казались стайкой чаек. Плавание шло благополучно, и душой Святослав был уже в Киеве. Но на Руси была уже зима, и нужно было до весны зазимовать в извивах Днепра, или, как его в старину звали, Непры, на Белобережье. Хватила Русь за эти сумрачные месяцы и голода, и холода, и хвори всякой. Но проходит всё. И вот снова над угрюмым морем засияло солнышко, из Непры лёд валом повалил, а из Ирия, птичьего рая, где птица зимует, табунами несметными понеслась всякая птица перелётная. Русский стан ожил и начал торопливо готовиться к походу взводу, к желанному Киеву. Но сумрачен был старый Свентельд.

      – Послушай, княже, старика… – не раз говорил он исхудавшему от нетерпения князю. – Не верь грекам. Большого попа своего недаром посылали они к печенегам… Давай лучше возьмём коней да степью, обходами и ударим на Киев…

      – Да где же ты столько коней возьмёшь?.. – усмехнулся в ус Святослав. – Нас до шести тысяч человек будет…

      – Да у тех же печенегов в ночи и отгоним сколько удастся…

      – А вои? На всех коней не достанешь…

      – Главное, тебе в Киев пробиться, княже. А дружина с воями на то и дружина, чтобы своё дело делать. Будут пробиваться…

      – Нет, не оставлю братьев в беде… – решительно тряхнул чубом Святослав. – Негожее дело ты это надумал. Да и не обманет Цимисхий. Ты просто стареть стал, Свентельд…

      – Ну смотри, княже!..

      Ядрей-Федорок все внимательно слушал. Он грёб на княжеском чёлне. Как и Свентельд, он совсем не верил грекам-лисицам. Но прав был и князь: жили вместе, бились вместе, так и умирать вместе…

      Прошёл лёд, спали мутные воды, и русские ладьи стаей чаек острокрылых и острогрудых вошли в днепровские плавни. В густых зарослях их стоял немолчный шум – на золотых тысячеструнных гуслях своих играл Ярило свадебные песни радостные… На левом берегу начинался тут необъятный лес, который Русь звала Олешьем, а греки Илеей, а за ним залегли знаменитые Меотийские болота, которые и тянулись до самого устья Дона. Тут в великом множестве гнездилась всякая дичь – от маленьких длинноносых куличков до тяжкого вепря и быстрого оленя с ветвистыми рогами. Эта жуткая, непроходимая трущоба представлялась оседлым народам того времени страшным местом,