Перестать быть панком или умереть. Стас Битлер

небрежным жестом приказал секретарше оставить его в покое, мол, ничего не надо. Она сделала недовольное лицо, но все-таки послушно удалилась. Сергей задумался: «Сколько она у меня уже работает? Вроде и плачу ей нормально, а все кривляется… Это все Григорий Наумович, старый пень, сманивает ее по ходу…»

      Сергею вспомнилось, как они все время переглядываются-перемигиваются, когда думают, что он их не видит. В последнее время у него с Наумычем были напряженные отношения. Больше всего Сергея бесил тот факт, что Гольдберг на последнем совете директоров нисколько не постеснялся наорать на него в присутствии коллег. И главное, из-за чего? Из-за того, что они разошлись во мнениях по распределению бюджета.

      «Конечно, у старика контрольный пакет, а я всего-навсего исполнительный директор. Но сколько ему осталось?… И кому он все это оставит? У него же никого нет: ни семьи, ни родственников… Зря я, конечно, намекнул Наумычу, что уделял бы развитию бизнеса больше внимания, если бы знал, что могу рассчитывать на акции». Сергея немного утомили эти размышления.

      Почему-то в последнее время, когда он много думал и переживал, у него начинала болеть голова. Однажды он пожаловался на это Регине, и она стала потчевать его какими-то отвратительно горькими пилюлями, но они не помогали. Сергею почему-то неловко было ее обидеть: он улыбался, когда она заглядывала в его кабинет каждый день в одно и то же время и приносила лекарство, но как только она выходила-он тщательно закапывал таблетку в кадку с монстерой.

      «Сожрет меня Наумыч, как пить дать сожрет. Уже намекал, что, если он меня не устраивает, в регионе есть вакансия генерального. Эх, найти бы Ромку. Небось уже полковника получил где-нибудь в спецназе ГРУ. Он бы быстро решил мои проблемы».

      Сергей делал запрос в ГРУ с просьбой помочь найти своего одноклассника Романа Болоцкого, но результатов это не принесло. Наумыч все хлестался: «У меня везде свои люди. Я найду твоего друга через знакомых генералов…» А потом развел руками и сказал:

      – Извини, Сережа, но Болоцкий или действительно не служит у них, или он настолько законспирирован, что там не дадут никаких сведений…

      Чувствовал, наверное, старый черт, что если Ромка отыщется – несдобровать ему.

      Сергей давно уже начал догадываться, что все как-то не так, что его окружает обман, что Наумыч с Региной что-то скрывают от него. Когда-то на корпоративной встрече Нового года, после того как Регина сама пригласила его на танец, Сергей сказал ей:

      – Вы мне очень нравитесь, и если вы не возражаете – позвольте мне ухаживать за вами.

      А она ответила:

      – Никаких служебных романов, Сергей Аркадьевич! Вы тоже мне нравитесь, но. Мы же работаем вместе. А как же корпоративная этика?

      На вопрос: «У вас кто-то есть?» Регина засмеялась и пригласила на танец Наумыча.

      Ну и что ему оставалось думать?

      Сергею почему-то чертовски захотелось выпить. Он уже не помнил, когда выпивал в последний раз. Несмотря на то что ему не было и сорока, организм начал давать сбои. Что-то неладное происходило с желудком: то ли гастрит, то ли еще какая-то хрень. Однажды прямо на работе случился приступ. Доктор скорой помощи, очень похожий на Якубовича, но только худого и грустного, сказал тогда: «Забудьте про алкоголь, молодой человек. Любой другой мог бы себе позволять иногда пропустить стаканчик, но вам это категорически противопоказано!»

      «Вот почему другим можно, а мне нельзя? – подумал Сергей. – Вон Жорка Фридман-бухает чуть ли не с десятого класса, а уже небось звезда где-нибудь в Голливуде… или где там у них знаменитые рок-музыканты тусуются…»

      Жорка со школы играл на гитаре и лучше всех исполнял песни Цоя. В восемьдесят девятом он где-то раздобыл оригинальную кассету «Sex Pistols» и уже через неделю мог сыграть любую их песню. Английский всё учил. Хотел в Америку уехать. Говорил, Союза для него слишком мало, мол, когда-нибудь здесь наступит сытая спокойная жизнь и панк-рок забудут… А ведь прав был.

      Сергей вспомнил, как классно они провели лето девяносто четвертого: он, Ромка и Жорка – три лучших школьных друга. Встретились в мае, после дембеля, и пошло-поехало: водка, девки, песни под гитару до утра, белые ночи… Потом он в институт поступил, Ромка – в ОМОН (как его занесло?!), а Жорка по вечерам в ресторанах попсу исполнял – за деньги, а в выходные жарил панк-рок в «Теплой трубе» – для души.

      Интересно, знает ли кто-нибудь сейчас, что такое «Теплая труба», или «Климат», или «Казань»?

      «Сайгон» Сергей уже не застал, но поверхностное представление имел. Старые хиппари, спятившие от «белого», считали «Сайгон» центром Вселенной, всё впаривали про какую-то «систему». С панками было веселее.

      – Сергей Аркадьевич! Я вам газетку принесла! – как обычно, без стука ворвалась в кабинет Регина.

      – Положите, – ледяным тоном ответил Сергей, но потом ему стало невыносимо стыдно за свою грубость (вдруг у них с Наумычем ничего нет?) и он добавил: – Спасибо большое! Съел таблеточку-и голова не болит!

      – На здоровье! – Регина, осчастливленная, выпорхнула прочь.

      «Много ли бабам