Фартовый чекист. Евгений Сухов

Сидорчук не стал, рассудив, что утро вечера мудренее. Гости отужинали вареной картошкой и морковным чаем и стали устраиваться на ночлег в большой, почти пустой комнате с выцветшими обоями. На город опустилась ночь. Из-за духоты пришлось отворить все окна, и тогда в вишневом саду принялись наяривать песни соловьи. Они заливались на все лады так, что звенело в ушах. От раздражения, жесткой постели, соловьиного ора Сидорчук так и не сумел заснуть, плюнул и в одном нижнем белье вышел на крыльцо.

      Черная майская ночь накрыла спящие дома. В кромешной тьме светились только звезды в небе и кипенно-белые сады на земле. Одуряющий запах вишневых соцветий плыл над улицей. Заливались соловьи. Сидорчук оперся на перила и стал смотреть на спящий город. Мысль о Постнове не давала ему покоя. Если тут побывали белые, то все могло обернуться хуже некуда. Николай жил тут инкогнито, никаких подтверждений его большевистского прошлого при нем не имелось, но белые тоже не дураки, могли раскусить. Да и соседство той ненадежной дамочки давало повод так думать.

      Но даже смерть от руки золотопогонника – это, если подумать, только цветочки. Сидорчук отлично понимал подоплеку своей миссии. Коллегия ГПУ, Зайцев, да и люди, которых Егор получил в помощь, все были уверены в том, что Постнов попросту смылся с бриллиантами. Предал товарищей, дело революции и сбежал, прихватив народные ценности и эту дворянскую стерву. Захотел красивой жизни! Ну что ж, бывает и такое.

      Сидорчук знавал людей, которые ломались, забывали главную цель, меняли все на сладкий кусок, на блестящую мишуру. Особенно нелегко стало сейчас, когда выползли эти недобитки с перстнями на пальцах, с бумажниками, с ресторанами, в которых рекой льется шампанское, гремят пошлые, разухабистые песенки. У слабого человека запросто может закружиться голова.

      Но Постнов не был слабым! Сидорчук точно знал, что этот человек сделан из железа и кремня. Именно на Николая Ростиславовича Егор мог положиться в первую очередь. Он считал, что знал его как облупленного. Или нет?..

      Сидорчук скрипнул зубами и что есть силы сжал перила. Старое дерево жалобно скрипнуло.

      «Ну что же, – подумал Егор Тимофеевич. – Если оно так, то сам первый влеплю ему пулю. Как старый товарищ».

      Сидорчук понял, что главная причина его бессонницы и плохого настроения – как раз вот эта заноза, мысль о предательстве старого друга. Слишком тяжело было тащить на себе эту тяжесть – подкашивались ноги.

      На какое-то мгновение смолкли в кустах соловьи, и наступила невероятная тишина. У Сидорчука даже закружилась голова от такого покоя. Но он вдруг услышал в глубине сада какой-то странный шлепок, а затем быстрый шорох потревоженных веток. Соловьи тут же снова грянули свою песню, и все звуки потонули в переливчатом щебете.

      Сидорчук поморщился. Ему не понравился странный шум в саду. Он хотел понять, что это такое, всмотрелся в сумеречную белизну цветущих вишен, но ничего не увидел и махнул рукой.

      «Кошки, должно быть, – подумал Егор. – Самое время для них».

      Тут