Люди и нелюди. Олег Бубела

но… У тебя есть двадцать один золотой?

      Ярут выглядел весьма удивленным и самую малость расстроенным. Понаблюдав за его лицом, я мысленно добавил еще один кусочек в собираемую мозаику и ответил:

      – Есть. И все благодаря тебе. Если бы не твой приятель-торговец, я бы отдал найденные безделушки за бесценок.

      Стражник быстро справился с удивлением, добродушно улыбнулся и уверенно повел меня по коридорам острога, рассказывая, как его ранним утром поднял Мишет, заглянувший в гости с сообщением о моем аресте, как он потом отправился в острог и долго беседовал с дознавателем, убеждая его не настаивать на продаже меня в рабство и снять часть обвинений… В общем, приятель старательно вешал мне на уши очень длинную лапшу. Но я-то уже давно успел разобраться в ситуации, поэтому старательно восхищался решимостью Ярута, который так мне «помог».

      Вскоре мы дошли до больших дверей, никем не охраняемых и находившихся в конце длинного коридора. Мой добровольный помощник решительно распахнул их и первым вошел в темное помещение, напоминавшее кладовую – полупустые стеллажи, отсутствие окон и большое количество пыли наводили именно на эту мысль. Прямо перед входом стоял стол, за которым обосновался пухленький мужик в черном костюме, лениво листавший какую-то книгу. Увидев нас, он удивленно спросил:

      – Ярут? Каким ветром тебя занесло в острог?

      – Друга пришел выручить, – ответил стражник, кивнув на меня. – Жит, ну-ка выдай его вещи.

      Мужик отложил книгу, достал из стола ужасно потрепанный журнал и деловито спросил:

      – Ты кто таков будешь?

      – Ник Везунчик, задержан этой ночью по обвинению в убийстве, – отрапортовал я.

      Жит полистал журнал, поводил пальцем по кривым строчкам, что-то тихонько бормоча, а потом обрадовал меня:

      – Да, есть такой. Давай сюда приговор.

      Я протянул выданный судьей листок. Хранитель кладовой старательно переписал из него данные и протянул журнал мне, ткнув пальцем под свежей надписью:

      – Вот тут распишись. Если писать не умеешь, поставь крестик.

      Я с готовностью взял в руки перо, но потом прочитал строчки, гласившие, что получил все вещи, отобранные у меня при задержании, и возразил:

      – Нет, ты сперва вещи верни, а потом я подпишу.

      – Паря, ты чего гоношиться-то вздумал? – недовольно протянул толстяк. – Думаешь, получил приговор – уже свободен? Так ведь из острога еще выйти надобно. Подписывай давай, пока я тюремщиков не кликнул!

      Смерив его взглядом, я поставил свое имя в журнале. Ну, этого и следовало ожидать. Наверняка кое-что из моего рюкзака уже разошлось по карманам тюремщиков, поэтому остается лишь надеяться, что наглеть стражи порядка не стали. Спрятав журнал, Жит прогулялся в недра кладовой и вернулся с моим рюкзаком. Сунув его мне в руки, толстяк уселся за стол и сердито приказал:

      – Все, идите отсюда, не мешайте работать!

      Не обратив внимания на протестующий возглас Ярута, я развязал рюкзак, высыпал все его