Внук ведьмы. Наташа Эвс

Что-то съел не то… Поэтому выпал из жизни.

      Так мне удалось выйти из позорной ситуации. Еще немного поболтав ни о чем, Виктор, Анна и Кирилл пошли играть в «четыре руки» с соседской девушкой, а мы с Ефимом остались на трибуне.

      Какое-то время между нами царило молчание, после чего Фима как бы невзначай оглядел меня и продолжил наблюдать за игрой.

      – Как ты себя чувствуешь? – вдруг спросил он.

      Вопрос словно зажал меня в тиски, не позволяя среагировать.

      – Уже лучше, – тихо ответил я, застыв, словно статуя.

      – Это хорошо. Береги себя.

      Последняя фраза напрягла, но мне не хотелось выдавать своего волнения, отчего пришлось молча кивнуть, продолжая смотреть на игру ребят.

      Некая недосказанность с Ефимом повисла на моей шее тяжелым камнем. Не раз я порывался поговорить с ним о том случае, но все время отказывался от этой затеи. Мы продолжали жить, как прежде: купаться, бродить по лесу, кататься на великах. Но в нашей компании рос еще один напряженный момент: Аня все чаще подсаживалась к Ефиму, все больше общалась с ним, уделяя свое внимание приезжему темноволосому красавцу с задумчивым взглядом. Кирилл выглядел подавленным, и мы опасались, что вскоре назреет скандальная ситуация.

      Договорившись однажды печь картошку, мы отправились за село, обошли озеро с другой стороны и расположились на берегу метрах в ста от водоема.

      Вечерний воздух был особенно свежим, дымок от тлеющих углей уютно шекотал ноздри, и уже слышалось редкое пение сверчков. Мой закадычный друг, закинув ногу на ногу, деловито перебирал струны гитары и тихо напевал песню, Потап следил за готовностью катрошки, спрятанной в горячей золе, а я контролировал горение углей. Анна сидела рядом с Фимой и что-то ему рассказывала, и это, мог поклясться, не нравилось Кириллу.

      Сколько помню, Кир всегда торчал возле нашей красивой русоволосой Анюты. И в последнее время она как бы принимала его ухаживания. Не отвергала общества, счастливо улыбалась букетам цветов и вообще, рядом с Потапом как-то расцветала. А теперь все изменилось, взгляд Ани все чаще был направлен на чужого приезжего парня, а Кириллу доставались редкие фразы.

      Долгое время после того как Александра Мазурина увезли из дома в наручниках, Аня ходила заплаканная. Она замкнулась, не общалась с нами, подолгу смотрела в одну точку. И только Кирилл Потапов бродил рядом с ней, словно тень. Тоже молча и незаметно. И хотя он был еще ребенком, переживал как взрослый. Так продолжалось долгое время, наши попытки разговорить подружку почти никогда не увенчевались успехом, но Кир продолжал быть рядом с Аней, и позже она мне призналась, что его присутствие очень помогло. Ведь в поселке хоть открыто не обвиняли Александра, но шептались и изредка показывали пальцем. От этого матери Анюты было еще хуже, в их дом часто прибегал фельдшер, помогал предупредить сердечный приступ, и маленькая Аня была напугана вдвойне. Семья Мазуриных чувствовала себя прокаженными, а Кирилл, несмотря на ситуацию, оставался рядом, что разрывало ощущение отверженности.

      – Чем займемся, состоятельные