Вода для слонов. Сара Груэн

у них спросил.

      – Да, два представления в субботу и еще одно в воскресенье. Рэндалл с девочками обещали меня завтра туда свести, – подхватывает Норма и оборачивается ко мне. – Якоб, а вы пойдете?

      Я открываю рот, чтобы ответить, но тут снова встревает Дорис:

      – А вы видели лошадок? Ей-богу, просто чудные. Когда я была маленькая, у нас тоже были лошади. Ах, как я любила на них кататься!

      Она смотрит вдаль, и я моментально понимаю, что в молодости она была красавица.

      – А помните передвижные цирки? – спрашивает Хейзл. – За несколько дней до их прибытия появлялись афиши – ими умудрялись обклеить весь город! Ни одной стены не пропускали!

      – Помню, ей-же-ей! Как не помнить? – отвечает Норма. – Как-то раз афишу налепили прямо на наш сарай. Сказали отцу, что у них такой специальный клей, который сам растворится через два дня после представления, но, черт возьми, еще два месяца спустя афиша красовалась на том же месте! – Она хихикает и трясет головой. – Отец был вне себя от ярости!

      – А через день-другой появлялись циркачи. Всегда ни свет ни заря.

      – Отец обычно водил нас посмотреть, как разбивают шатры. Боже, вот это было зрелище! А потом – гулянья! И запах жареного арахиса…

      – А воздушная кукуруза!

      – А сахарные яблоки, а мороженое, а лимонад!

      – А опилки! Как они забивались в нос!

      – А я носил воду для слонов, – вставляет Макгинти.

      Я роняю вилку и поднимаю взгляд от тарелки. Он вот-вот лопнет от самодовольства – так и ждет, что девочки начнут перед ним лебезить.

      – Не носили, – говорю я.

      Молчание.

      – Что, простите, вы сказали? – спрашивает он.

      – Вы не носили воду для слонов.

      – Еще как носил.

      – Нет, не носили.

      – Вы хотите сказать, что я лжец? – медленно произносит он.

      – Если вы утверждаете, что носили воду для слонов, то ровно это я и хочу сказать.

      Девочки смотрят на меня с открытыми ртами. Сердце колотится. Я понимаю, что не следовало так себя вести, но ничего не могу с собой поделать.

      – Да как вы смеете! – Макгинти хватается узловатыми пальцами за край стола. На руках проступают жилы.

      – Послушайте, дружище, – говорю я. – Годами я слышу, как старые болваны вроде вас болтают, будто носили воду для слонов. Но повторяю, это неправда.

      – Старые болваны? Старые болваны?! – Макгинти вскакивает, а его инвалидное кресло откатывается назад. Он тычет в меня скрюченным пальцем, а потом вдруг падает, словно подкошенный. Так, с расширенными глазами и разинутым ртом, он исчезает под столом.

      – Сиделка! Эй, сиделка! – кричат старушки.

      Знакомый скрип резиновых подметок – и вот уже две сиделки подхватывают Макгинти под локти. Он ворчит и делает слабые попытки вырваться.

      Третья сиделка, бойкая негритяночка в нежно-розовом костюме, стоит в конце стола, уперев руки в боки.

      – Что тут, в конце концов, происходит? –