Чаки малыш. Борис Козлов

Жанна из продюсерского центра, насчет выступления в Энске, вы ведь не забыли?

      – Ни в коем случае… “Черт, который час?”

      – Я бы хотела убедиться в получении вами аванса…

      – Получен. “И истрачен”. Спасибо.

      – Отлично. Я высылаю машину на ваш адрес, водитель передаст билет и доставит вас на вокзал. Поезд через два часа. Вы будете готовы?

      – Разумеется.

      – Спасибо, господин Чаковский, приятной поездки и удачного выступления.

      – Вам спасибо, так приятно работать с профессионалами, – он помедлил секунду и добавил мстительно: – Женя.

      “– Что в имени тебе моём?

      – Я не расслышала, приём”

      – Вы ведь не против? – таксист обернулся к нему и посмотрел вопросительно.

      Чаковцев махнул рукой:

      – Валяйте.

      Водитель улыбнулся и сделал погромче.

      – Многие возражают…

      Чаковцев успел заметить золотую фиксу в углу рта; кожаная тужурка и кожаная же фуражка на голове таксиста дополняли образ.

      – … а почему, я спрашиваю, отличная ведь музыка?

      – Отличная, – согласился Чаковцев и еле заметно усмехнулся.

      Крутили одну из его старых песен. “Как просто это было тогда – стихи, любовь, всё”.

      Они почти не двигались, зажатые со всех сторон.

      – Скверная погода, – не умолкал водила, – и чего им дома не сидится, в такой-то дождь. Ночью приморозит, будут завтра сплошные звезды на льду…

      – Давно таксуешь? – спросил Чаковцев.

      – Я-то? Давно.

      – На жизнь хватает?

      Водила засмеялся:

      – Это смотря как жить.

      Чаковцев посмотрел на часы.

      – Успеем, – сказал таксист, – будь спокоен.

      По крыше барабанил и не дождь уже, круглые льдинки рикошетили от лобового. Чаковцеву вдруг остро захотелось вернуться, забиться в свою конуру на двенадцатом этаже, заварить чаю, раскрыть ту дурацкую книжку. Кошка вернется потом как ни в чем не бывало, и ночь их снова будет горячей и влажной…

      “Что в имени тебе моём?

      Скрестим скорее руки…

      Лишь шум, меж смыслами проём,

      Пустые звуки”

      – Приехали, – сказал таксист.

      Чаковцев сунул ему остатки аванса и шагнул в морок.

      Асфальт под ногами уже покрылся свежим ледком. То и дело оскальзываясь, он перебежал площадь частыми шажками и вбежал, почти что въехал, в вокзальное здание, с трудом погасил инерцию на не менее скользком каменном полу, остановился, по-собачьи стряхнул с себя воду и ледышки, опустил воротник, пятерней пригладил мокрые волосы.

      Давненько не бывал Чаковцев на вокзале. Он вдохнул здешнего тревожного воздуха и огляделся: тётки в пуховых платках, нескладные солдатики, помятые мужики – все на местах. “Порядок”, – подумал Чаковцев. Подзабытое ощущение понемногу спускалось на него – он любил когда-то это чувство. По дороге в буфет пытался ухватить его, одеть в буквы: “Неприкаянность? Непривязанность? Бездомность?” Уже стоя в короткой очереди к прилавку