Царство и священство. Алексей Михайлович Величко

в условиях масштабной лаизации человечества, возврат к «симфонии» невозможен. И едва ли является актуальным вопрос о ее реставрации: сегодня европейское сообщество волнуют не вопросы личного воцерковления и духовного спасения, а в большей степени социальные и политические задачи.

      Однако отказ от «симфонии властей» может быть оформлен по-разному: от крайних выражений, подчеркивающих решительное отречение государства от вообще какой-либо связи с любым религиозным культом, до сохранения религиозных традиций, а также их влияния на публичную сторону деятельности государства при одновременном выделении Церкви в самостоятельную сферу.

      В этом отношении мы опять оказались «впереди планеты всей», определив Российскую Федерацию государством «светским» (ст. 14 Конституции РФ), и запретив существование какой бы то ни было государственной идеологии (ст. 13). По-видимому, разработчики нашей Конституции полагали, будто лишь за счет максимального дистанцирования политической власти от каких-либо религиозных культов, за счет идеологической анархии и может полнокровно реализоваться свобода совести, обеспечено мирное сосуществование представителей разных религиозных организаций, господство права и демократических институтов.

      Очевидно также, что «отцы-основатели» руководствовались сугубо доктринальными и умозрительными рассуждениями. И не случайно при чтении нашей Конституции не оставляет ощущение, что речь идет не об Основном законе конкретной страны – России, а о Конституции «вообще» теоретического государства. Как будто перед нами не живой закон, а учебник по праву, в котором изложена очередная теория «справедливого общества». Нет даже намека на понимание того, что на протяжении многих веков русский народ руководствовался в своей жизни конкретными религиозными догматами и традициями, что вся русская культура проникнута Православием. А те этносы, которые принадлежат иной вере, также сформировали свою культуру – политическую, правовую, бытовую на основе собственной религии, а не общетеоретических гипотез.

      Почему-то наших правоведов не смутил тот факт, что в подавляющей своей массе европейские, в частности, государства нисколько не побоялись заявить о своей принадлежности к тому или иному вероисповеданию и при этом остаются правовыми, демократическими и свободными. А произошло это потому, что наши конституционалисты безосновательно и ложно отождествили два разных принципа: равенства всех религий перед законом (принцип равнозначности) и принцип равноценности религиозных культов.

      Если первый носит сугубо формальный характер: для закона все религии равны, если, конечно, они не деструктивны, то второй принцип имеет исключительно содержательный, качественный характер. И допущение всех религий пред лицом закона вовсе не означает, что их нельзя оценивать и сравнивать в контексте исторического наследия и духовной культуры конкретного народа. А потому государство, нисколько не нарушая