Затемнения в Мюнхене. И Уве Клюг. 1942 год. Влад Евгеньевич Ревзин

испанских кровей, он лишь засмеется и скажет: для хорошего человека ничего не жалко.

      Впрочем, Андреас де Кордона в делах как любовных, так и деловых, был предельно корректен, конфиденциален и санитарен.

      Сейчас Андреас де Кордона сидел в гостевом кресле в кабинете заместителя гауляйтера Поля Эггелинга, аккуратно снимал целофанн с толстенькой «Партагас Коронас Сеньор», -а сам гауптдинстляйтер, с такой же сигарой во рту, следил за процессом, -ожидая, когда гость даст ему прикурить от своей золотой зажигалки.

      Сам Кордона считал приобретение гауптдинстляйтера Мюнхена и Верхней Баварии в друзья одной из самых больших купюр в своем бумажнике.

      Эггелинг был жаден до изумления, -хватал одно, в зубах держал второе, третье глотал; похотлив до безобразия, большой знаток роскошно выпить и закусить.

      За чужой счет, разумеется. Последние одиннадцать месяцев, – за счет де Кордоны.

      – В самом деле, дорогой Андреас, – сказал Эггелинг, выпуская колечко дыма и любуясь его плавным вращением в воздухе. – Всем в городе известно ваше пристрастие к дорогому табаку. Непонятно правда, как и откуда вы получаете свои роскошные сигары…

      – Если вы поклянетесь, что никогда больше не сделаете ни одной затяжки, Поль, – ответил Кордона, окутывая себя облаком, – я открою вам эту тайну.

      – Лучше не надо, – засмеялся хозяин кабинета, – я прощаю вам это маленькое предательство по отношению к немецкому табаку.

      Андреас поморщился:

      – Я патриот Рейха, но курить немецкую солому отказываюсь. Образование не позволяет. И вам не разрешу, хаха… кстати о интересах Рейха. У вас гость из Берлина?

      – Целых два, -вздохнул гауптдинстляйтер. – И оба по мою душу.

      – Ну да, – кивнул гость. – Уважаемого гауляйтера нет на месте, так что старший, – вы. Впрочем, вы как отец Жозеф при кардинале Ришелье. Серый кардинал.

      Толстяк гауптдинстляйтер надулся от гордости.

      – Вам не откажешь в проницательности, дорогой Андреас. Именно я решаю здесь самые деликатные и секретные вопросы.

      – Только не будем забывать о могуществе Ришелье, – тонко улыбнулся Кордона, – и выпьем за здоровье вашего шефа, группенфюрера СА Пауля Гислера.

      Он поднял рюмку, и Эггелинг ответил тем же. Коньячок происходил из погребка гранда де Кордоны, а бутылочка «Харди» несомненно, стоила дороже полугодового жалованья сидевшего в приёмной секретаря гауптдинстляйтера.

      – А эти ваши берлинские гости, – они к какой категории относятся, – деликатной или секретной?

      – К обеим, – признался хозяин. – Признаюсь вам, что таких гостей у нас еще не было. Один ловец шпионов, другой ловец маниакальных убийц. И оба из гестапо. Сами понимаете, милый Андреас, – это строго между нами. Государственные секреты. Ни с кем другим я бы не стал откровенничать…

      – Я высоко ценю это, – искренне сказал Кордона. – и никогда не злоупотребил