Пыль. Максим Сергеевич Евсеев

тут же устремился сам.

      Если я не ошибаюсь, то мёртвый сейчас идет тем же путём, которым входил во двор и я – через границу ему нельзя – и чтобы выйти на дорогу не столкнувшись с ним, мне надо спуститься вниз во двор и обойти девятиэтажку с другой стороны. Это если я не ошибаюсь, а если все – таки ошибаюсь, то нам конец, потому что проход с той стороны узкий и нам никак не разминуться.

      – Бегом, мой хороший, – ласково поторапливал я своего спутника.

      Его рука была тёплой, настоящей и живой – тление его еще не коснулась – и мне показалось, что я понимаю зачем полез за ним – мне нужно было касание его теплой руки.

      – Давай побежим быстрее? – сказал я, как бы предлагая игру, и голова, закутанная тряпьём, кивнула.

      И мы побежали. Мы обогнули стену, слегка коснулись границы и нам осталось-то несколько шагов, когда я снова услышал этот чавкающий вздох. В ту же секунду ноги у ребёнка подогнулись, и он рухнул на асфальт. То ли этот звук так пугает живых, то ли он как-то физически воздействует на жертву, но когда слышишь этот звук, то очень сложно устоять на ногах. Я устоял, а ребёнок – нет.

      Глава вторая

      – Поднимайся, – прошептал я, потому что приближение мертвого действовало и на меня тоже. – Поднимайся, иначе он …

      Я не знал какими словами описать то, что они делают со своими жертвами.

      С другой стороны, я не был уверен, что это вообще стоит делать теперь: ребёнок был напуган и пугать его ещё больше не имело смысла – его и так почти парализовало от ужаса. Но что делать? Накричать на него, если это мальчик или пообещать, что все будет хорошо, если это девочка? На выяснение его половой принадлежности не было времени, а у меня заканчивались силы, чтобы бежать с ним на руках. Я обернулся в сторону мёртвого. Обернулся мельком, как будто мазнул взглядом по пространству, ни на чем не останавливая этого взгляда, потому что смотреть мёртвому в глаза или на его раззявленный рот нельзя. Обернулся и увидел только его черную тень в выходящую из-за угла. “Быстро он, однако” – его появление во дворе было для меня неожиданностью, но и подтолкнуло меня к принятию решения: я сграбастал ворох одежды, в котором плакало человеческое существо, подбросил на руках (откуда только силы взялись), чтобы перехватить поудобнее и был немедленно за это вознаграждён – мои руки прошлись по его тёплой спине и силы ко мне вернулись. (Видимо, поэтому я и пошел на плач, понимая, что это нужно мне не меньше, чем ему). – Ну, держись, – проскрипел я.

      Голоса почти не было, а орать хотелось. И не просто орать, а поднять своим криком пыль, чтобы она взметнулась над асфальтом, чтобы ветки мертвых деревьев ломались пополам и падали вниз.

      – Можешь закричать? – спросил я существо непонятной гендерной принадлежности, которое замерло у меня на руках.

      Существо отрицательно закрутило головой и немедленно заплакало.

      "Хорошо!" – пронеслось у меня в голове: "Пусть плачет, значит силы возвращаются"

      И я побежал. Не уверен, что со стороны это было похоже на бег, но переваливаясь и подбрасывая