Лагеря и этапы. Марина Тмин

подругами. Это был восторг. Неописуемый, детский, искренний, заполняющий и пронзающий все мое существо насквозь. В какую-то секунду мне стало нестерпимо страшно. Показалось, что кольцо леса обступает нас все плотнее, и сзади подплывает черная лодка с людьми в черном. Я с криком бросилась к Д., и мы быстро добрались до берега.

      На обратном пути, когда мы уже почти дошли до лагеря, нас встретил мой папа, мчавший на велосипеде всех спасать. Оказалось, кто-то заложил всю нашу контору, ибо я не вернулась домой в назначенный час, и взволнованные родители отправились на поиски. Не помню, влетело ли мне за ту прогулку. Но у меня появился хороший друг, а комендантский час был отменен уже насовсем.

      До тех пор, пока я должна была возвращаться в определенное время, я могла вставать и без десяти семь, чтобы вместе с родителями и прочими любителями ранних купаний отправиться на мостки. Иногда мы с папой бежали туда, а обратно возвращались все вместе. Если не было мужчин, купались голышом. После теплого одеяла и бодрящей прогулки по зябкому лесу и мокрой от росы траве, заходить в воду было тяжело. Еще труднее – заставить себя вылезти из нее, подставляясь холодящему ветру на растерзании. Но плавать в теплой, как парное молоко, воде, от которой поднимался пар, при утренних приглушенных цветах было непередаваемым наслаждением. Вода принимала в свое лоно, нежно обволакивая и лаская горячее со сна тело. Лучи восходящего солнца высвечивали верхушки деревьев, а вслед за ними появлялся и сам пламенеющий шар, заполняя пейзаж совершенно немыслимыми тонами, оттенками и переливами.

      Мы возвращались как раз к завтраку. По утрам столовая была пронзена насквозь солнечным светом. Народ лениво передвигался от раздачи к своим столикам, оттуда – мойке, и к выходу. Желающих вставать в такую рань обычно было не много. На завтрак давали кашу и бутерброды, всегда – с маслом, день через день – с колбасой и сыром, какао или кофе. В последний день смены готовили творожную запеканку и раздавали шоколадки.

      Глава про перемены и приход новой поры

      После того, как мне предоставили самой решать, во сколько возвращаться домой, я с трудом просыпалась к завтраку, а иногда и вовсе обнаруживала, что родители ушли за грибами или ягодами, а на столе лежат завернутые в салфетку бутерброды. Ранние подъемы перестали иметь какой бы то ни было смысл, потому что остальные подтягивались только к обеду. Но все же я любила вставать пораньше, чтобы после завтрака полежать на полупустом пляже или посидеть в беседке за чтением.

      Читали мы тогда много. Нас снаряжали с кем-нибудь взрослым на озеро, мы набирали книг, и, устав от бесчисленных кульбитов в воде и игр с мячом или в бадминтон на суше, заваливались на траву и погружались в чтение. Как мне сейчас кажется, мы успевали за день переделать, по меньшей мере, пару сотен разных дел. И причина не только в том, что время здесь шло как-то по-особому, в этом нет никаких сомнений. Оно словно вообще не существовало. Мы жили вне пространства, вне времени, и одно лето