Крылья Улефа. Алёна Вадимовна Тихонова

кто уже вырос, вместе с утратой интереса в тот момент, когда до них доходит, что реальность не имеет ничего общего с воображением – они на самом деле не считают маленьких ценнее, просто из младших ещё остаётся шанс вылепить своё подобие, обточить их под свои убеждения. Взрослым наплевать на их будущее, ведь они не слушают потомков, не учитывают их предпочтения, а потом удивляются, почему между ними и их детьми отношения плохие. Когда Анви морщилась на физический контакт или на неприятные ей разговоры и просила остановиться, все думали, что она стесняется, и предлагали расслабиться. Когда её терпение истощалось – она убегала и пряталась. Вот как сейчас. Ей не хватает ресурса улыбаться всем и притворяться, что она в порядке. Анви не нравилось опускаться до такого грубого лицемерия. Обижать же других из-за того, что у неё настроение плохое, она не готова была себе позволить. Это ведь вовсе не их вина, и никто не обязан терпеть, пока она не успокоится. Как уважать человека, если он срывается на других, отыгрываясь на них за свои проблемы? Это лишь признак того, что он ничуть не повзрослел, даже если давно вырос, и годы его жизни перевалили за третий десяток.

      Зато здесь её уж точно не потревожат. Никаких лодырей и досужих зевак, сующих длинные носы в то, что их не касается. А то Анви была уже в том состоянии души и ума, когда и оторвать лишнее таким оболтусам могла бы.

      Анви подняла руку, выпуская две почти незаметные глазу искры. В считанные секунды они разгорелись и превратились в бабочек. Одна, насыщенно-красная, напоминала пляшущий в воздухе огонёк пламени. Другая, лазурно-синяя, казалась лунным лепестком, бережно хранящим обволакивающую прохладу и бархатистую хрупкость волшебства ночного светила. Бабочки полетели по дому, первая – вдоль по коридору, вторая – поднялась над лестницей, ведущей на второй этаж, и зависла в полутора метрах над верхней ступенькой. Ей так часто предлагали сменить область творчества, ведь создание живого понемногу отнимало у неё здоровье, капля за каплей, но Анви не возражала против такой платы за талант. Она считала несправедливым, если дар доставался слишком дёшево. То, что малой ценой куплено – недолго и прослужит, а сердце, единственное, к чему стоило, по её мнению, прислушиваться, подсказывало Анви, что она всё делает как надо. Кроме того, никому ведь не обещана долгая жизнь, даже если вообще не тратить энергию и не выходить из дома. Некоторые умирают молодыми, и даже в детстве, а у неё есть шанс прожить достаточно, чтобы успеть побыть счастливой. Впрочем, Анви пыталась не навязывать свою правду никому больше. Да, конечно, иногда ой как подмывало вступить в горячий спор, отстаивать свою точку зрения перед кем угодно… Она бы уже не училась у госпожи Сабры, если бы хоть раз повела себя так. Наставница говорила, что принимать мир во всём многообразии способен каждый, но почему-то многие даже не пробуют. Она говорила, что надо слушать и слышать, что даже самый агрессивный и опасный человек стал таким не без причины и, узнав её, можно снова возвратить ему