Закон Моисея. Эми Хармон

на каштанового жеребца в углу. – Видишь его? Мерла? Он бурый, а Сакетт – соловой масти. Долли гнедая, а Лакки – вороной.

      – Вороной?

      – Да. Он полностью черный, – ответила я, и глазом не моргнув.

      – Что ж, это легко запомнить, – посмеялся Моисей.

      – Ага. Есть серые, черные, рыжие и белые. Реба чубарая, серая с пятнами на крестце. Но мы не любим вешать на них подобные ярлыки на иппотерапии. И мы не зовем их по именам. Мы даже не говорим нашим клиентам, кто из них кобылы, а кто жеребцы.

      – Почему? Это не политкорректно? – подколол Моисей.

      Он снова рассмеялся, и я толкнула его локтем. Мне нравилось, что он проявлял интерес и выглядел расслабленно. Если бы только мне удалось затащить его в загон…

      – Потому что клиент должен отождествлять себя с лошадью и сам повесить на нее ярлык. Если лошадь демонстрирует определенную модель поведения, с которой клиент должен себя проассоциировать, ты не захочешь, чтобы у него были какие-либо предубеждения по поводу ее пола или масти. Тогда его мнение о лошади будет основано на том, кого он хочет в ней видеть.

      Я говорила прямо как моя мать и мысленно погладила себя по спинке за то, что мне удалось все правильно объяснить. Я выросла на рассказах об иппотерапии, но никогда не пробовала сама изложить ее суть.

      – Бессмыслица какая-то.

      – Ладно. Давай представим, что у тебя проблемы с матерью.

      Взгляд Моисея так и кричал: «Даже не начинай!» Так что, естественно, я продолжила развивать тему:

      – Представим, что ты на сеансе терапии и рассказываешь о своих чувствах к матери. И лошадь начинает демонстрировать определенный тип поведения, который внезапно объясняет твое поведение… или твоей матери. Если мы тебе с ходу скажем, что это жеребец по кличке Горди, ты не сможешь проассоциировать его со своей матерью. Во время терапии лошади будут кем угодно, кем клиент захочет их видеть.

      – Значит, ты бы не хотела, чтобы я заметил, что та соловая лошадь с белой гривой и бронзовой шерсткой похожа на тебя и постоянно всем досаждает?

      – Сакетт? – за него мне было обиднее, чем за себя. – Сакетт никому не досаждает! И это он, что лишь подтверждает мои слова о предубеждениях. Если бы ты знал, что это конь, а не кобыла, то не смог бы увидеть в нем Джорджию и наговорить гадостей. Сакетт умный! И когда ситуация накаляется, можешь даже не сомневаться: Сакетт окажется в самой гуще событий!

      В моем голосе сквозили обиженные нотки, и я с пару секунд сердито прожигала Моисея взглядом, прежде чем самой перейти в атаку.

      – А ты – точная копия Лакки!

      Моисей старался сохранять каменное выражение лица, но я видела, что ему весело.

      – Потому что он черный?

      – Нет, тупица. Потому что он любит меня, но постоянно делает вид, что не хочет иметь со мной ничего общего! – парировала я.

      Моисей подавился, и я хорошенько ударила его в живот, отчего он резко втянул воздух и схватил меня за руки.

      – Значит,