Моя любовь. Эдуард Асадов

ночь метнулась, пропав без следа,

      Только в воздухе нежно и звонко

      Все дрожало счастливое «да».

      Он идет, как хмельной, чуть шатаясь,

      Шар земной под ногами гудит.

      Так, как он, на весь мир улыбаясь,

      Лишь счастливый влюбленный глядит.

      Люди, граждане, сердцем поймите:

      Он теперь человек не простой —

      Он влюбленный, и вы извините

      Шаг его и поступок любой.

      На панелях его не сшибайте,

      Не грубите в трамваях ему,

      От обид его оберегайте,

      Не давайте толкнуть никому.

      Вы, шоферы, его пощадите,

      Штраф с него не бери, постовой!

      Люди, граждане, сердцем поймите:

      Он сейчас человек не простой!

      1949

      Трудная роль

      В плетеной корзине живые цветы.

      Метель за морозным окном.

      Я нынче в гостях у актерской четы

      Сижу за накрытым столом.

      Хозяин радушен: он поднял бокал

      И весело смотрит на нас.

      Он горд, ведь сегодня он в тысячный раз

      В любимом спектакле сыграл.

      Ему шестьдесят. Он слегка грузноват,

      И сердце шалит иногда,

      Но, черт побери, шестьдесят не закат!

      И что для артиста года?

      Нет, сердце ему не плохое дано:

      Когда он на сцену вступает,

      Лишь вспыхнет от счастья иль гнева оно —

      Пять сотен сердец замирает!

      А радость не радость: она не полна,

      Коль дома лишь гости вокруг,

      Но рядом сидит молодая жена —

      Его ученица и друг.

      О, как же все жесты ее нежны.

      Ее красота как приказ!

      Он отдал бы все за улыбку жены,

      За серые омуты глаз.

      Все отдал бы, кладом кичась своим, —

      Прекрасное кто же не любит!

      Хоть возрастом, может, как дым, седым,

      Брюзжаньем и чадом, всегда хмельным,

      Он вечно в ней что-то губит…

      Сегодня хозяин в ударе: он встал,

      Дождался, чтоб стих говорок,

      И, жестом свободным пригубив бокал,

      Стал звучно читать монолог.

      Минута… И вот он – разгневанный мавр!

      Платок в его черной ладони.

      Гремит его голос то гулом литавр,

      То в тяжких рыданиях тонет…

      В неистовом взгляде страдальца – гроза!

      Такого и камни не вынесут стона!

      Я вижу, как вниз опуская глаза,

      Бледнеет красивая Дездемона.

      Но, слыша супруга ревнивые речи,

      Зачем без вины побледнела жена?

      Зачем? Ведь в трагедии не было встречи!

      Зачем? Это знаем лишь я да она.

      Я тоже участник! Я, кажется, нужен,

      Хоть роли мне старый Шекспир не отвел.

      Я был приглашен и усажен за стол,

      Но «роль» у меня – не придумаешь хуже!

      Ты хочешь игры? Я играю. Изволь!

      И славно играю, не выдал ведь злости.

      Но как тяжела мне нелепая роль

      Приятеля в доме и честного гостя!

      1949

      Хороший день

      Так рано муж проснулся в первый раз.

      Посуда отливает перламутром.

      Муж в кухне, чайник водрузив на газ,

      Жене сказал, вернувшись: – С добрым утром!

      Приборы сам расставил на двоих,

      Заботлив был и необычно светел.

      И красоту ее ресниц густых

      Впервые за год, кажется, заметил.

      Когда ж уселись за накрытый стол,

      Он книгу отложил без сожаленья.

      Потом, жену повергнув в изумленье,

      Сам щетку взял и комнату подмел.

      Его таким бы не узнал никто:

      Внимательный и чуточку неловкий,

      Перед уходом подал ей пальто

      И даже проводил до остановки.

      А в полдень, вновь супругу удивляя,

      К ней на завод со службы позвонил,

      Ее о настроении спросил

      И под конец добавил: – Дорогая…

      Домой вернувшись, ей цветы принес,

      А в феврале цветы достать непросто.

      Жена