Рыскач. Артефакты истинных магов. Константин Назимов

как? – внимательно окинул нас взглядом храмовик. – Позвольте полюбопытствовать, почему?

      – Так сложилось, – пожал я плечами.

      Врать в храме мне не хотелось, вот и пришлось лукавить.

      – Родители-то знают? – всепонимающе усмехнулся настоятель.

      – Нет, – мотнула головой Кин.

      – Если нет никаких ограничений – то воля ваша. Я бы на вашем месте все хорошо обдумал: ведь если у вас есть корыстные планы, то боги могут не освятить такой брак.

      Ходили в народе легенды, что однажды один влиятельный вельможа решил получить в свое распоряжение богатства девушки. Он охмурил ей голову и добился разрешения у ее отца, который был тяжело болен и переживал, что его кровиночке будет не на кого опереться. Вельможа подсчитывал уже барыши и даже отдал приказ, по которому сразу после церемонии молодую жену должны отвезти в самые дальние угодья. Вот только богиня любви не оставила молодую девушку. На церемонию в храм она пришла в виде обычной женщины. А когда обряд был почти завершен, кинула под ноги жениха шар правды и спросила о его чувствах. Не знаю, правда или нет, но жених на едином дыхании рассказал все, что он чувствует. Молния, возникшая из шара, поразила вельможу в сердце. Богиня же громовым голосом, который был слышан чуть ли не на всей планете, в чем я сильно сомневаюсь, сказала, что впредь так будет с любым, кто вздумает врать богам. В этой истории что-то было – ведь в каждом храме, даже самом бедном и отдаленном, наутро появились шары правды. Их никогда не заряжали, но работают они и по сей день.

      – Корысти у нас нет, – отрицательно покачал головой я.

      – Что надо делать? – твердым голосом спросила Кинэлла.

      – Пошли, – приглашающе махнул нам настоятель и пошел в глубь храма.

      Он подвел нас к нише, которая светилась розовым и голубым: цвета, символизирующие влюбленность и, как я называл, дурость. Тут-то настоятель узнал, что Кинэлле нет семнадцати, того возраста, когда дама самостоятельно может принимать важные решения. Что она – графиня, а я – простой дворянин.

      – У вас должны быть веские причины для такого поступка! – нахмурившись, сказал настоятель.

      Рука Кинэллы дрогнула, и по ее телу пробежала дрожь, которую я почувствовал. Планы могли сорваться. Рассказывать правду смысла не имело, нас просто взашей выгонят и… по сути, будут правы. Тут-то я протянул настоятелю письмо князя, а сам, сделав вид, что смутился, сказал:

      – Понимаете, мы разделили ложе и…

      – Что? – разом спросили меня Кин и настоятель. Эх, если бы здесь был только настоятель… а так он теперь с подозрением смотрел уже и на Кинэллу.

      Так что пришлось девушке покраснеть и признаться:

      – Если ты про кровать, одно одеяло и объятия, то…

      – Все, все! – поднял руки настоятель. – Я только прочту письмо князя.

      Несколько минут царила тишина, пока он внимательно читал письмо Гунера, когда же заговорил – тяжесть упала с наших плеч.

      – Сразу бы сказали, что родни у обоих нет, и вы давно являетесь