Кремль 2222. Легенды выживших (сборник). Владислав Выставной

полностью похоронить под землей блиндаж или дзот! Да так, чтобы люди не смогли выбраться оттуда и умерли, выкачав легкими весь воздух, тем самым законсервировав, предохранив от разложения и самих себя, и окружающие предметы. Да чтоб за столько лет в помещение не просочилась вода, да чтобы не прогрызли ходов черви и кроты, да чтоб… В общем, легенда, сказка про белого бычка…

      – Там, чуть дальше, траншеи были прорыты. Солдаты их деревом укрепляли, чтоб не обвалились. Траншеи квадратом шли, с четырех сторон защищали чего-то. А по углам – блиндажи стояли, наверное. Там все сгнило от времени, и, если бы не карта, ни черта б ни нашел. Овраг – и овраг, мимо пройдешь – не заметишь. А в центре квадрата – то ли дзот, то ли… черт его разберет. Короче, холм с меня ростом и трава на нем по пояс. Вся эта канитель в низине. От взрыва сверху земля вниз сползла и тот дзот накрыла. Чего они укрепление в низине делали? Бес их знает. Обычно блиндажи на высотках ставили… Хотя, может, и на высотке чего-то было типа дота… Нету сейчас той высотки, вниз она съехала от взрыва. В общем, если копатели не врут, то по всем приметам – консерва.

      – А что за карта? – спросил Василий. – Первый раз слы…

      – Мне ее в Москве один немец дал. В этих местах его дед воевал, они тут на людях секретное оружие испытывали. Слышишь, птицы не поют? Права бабка, до сих пор земля здесь мертвая. А карту другой фашист, дружок деда, нарисовал. Прошел всю войну, народа погубил кучу, попал в плен, поработал маленько, повосстанавливал разрушенное и спокойненько свалил к себе в Германию, для внучка своего коллеги карты рисовать. А теперь тому внучку требуется память о дедушке, и он за большие евро покупает наши руки. Чтобы мы в ихнем дерьме ковырялись.

      – Твои руки, – сказал Василий. – Я туда ни за какие евро не полезу.

      – Сто тысяч, – тихо сказал Толян. – Сто тысяч евро за китель убитого фашиста.

      Василий молчал, упрямо сжав губы.

      – Такое бывает раз в жизни, братишка. Выбирай – или всю жизнь жить в дерьме, или покопаться разок как следует, чтобы потом плевать на всех с высокой колокольни. И если да – то пошли. Летом вечера долгие, глядишь, и успеем отрыть тот гребаный китель.

      Василий зажмурился и энергично потряс головой. По пятьдесят тысяч евро на брата… Да провались оно пропадом – и сны эти дурацкие, и бабка полоумная. Стоило переться за тридевять земель, чтобы на финише пойти на попятный…

      Он встал, отряхнул штаны от прилипших елочных иголок и забросил на плечи объемистый рюкзак с торчащим вверх из длинного бокового кармана черенком складной саперной лопаты.

      – Ну пошли, что ль, – буркнул он не поднимая взгляда…

      …Они копали истово, закусив губы и даже не смахивая пота, градом заливавшего лица. Говорить было некогда, отдыхать – тоже. Потому что, если остановиться хоть на минутку и присесть на гору вырытой земли, – потом уже не встанешь. Так и расплывешься майонезным шлепком по жирному чернозему.

      Дзот медленно вылезал из земли. Слишком медленно. Сначала показалась бревенчатая крыша в четыре наката, потом первое звено здоровенных бревен, составляющих