Дети новолуния. Дмитрий Поляков (Катин)

халате, слишком просторном для его худых плеч, и драных шароварах бегом захромал к костру, заботливо вывалил содержимое фляги на медный поднос и чуть не ползком доставил его хозяину. Старик облизал камни, отхлебнул бульона. Подумал. Сжал в кулаке кусок трепещущего жёлтого сала и властным жестом подозвал растерянно мявшегося в дверях Кучулук-хана.

      – Иди, – позволил он. – Садись сюда. Ведь ты хочешь быть моим младшим братом.

      Кучулук-хан неуверенно приблизился. Даже не оглядываясь, он кожей почувствовал, как напряглись скулы у Кара-Куша, который замер, скрестив на груди руки, позади сидящих перед ним нойонов. Придерживая руками негнущиеся полы парадного кафтана, Кучулук-хан присел на войлок в непосредственной близи от страшного монгольского владыки. В нос ударила чудовищная вонь от горящего навоза, бараньего сала и не знающего ни глины, ни бобовой муки, ни тем более мыла, закосневшего в грязи и выделениях человеческого тела. Голова хана пошла кругом. Невольно он вынул из-за пазухи надушенный платок и прижал к носу, и это была очередная ошибка. Кучулук-хан быстро спохватился и спрятал платок, но монгол видел, хотя ничего не сказал. Слегка приподнявшись на кошме, он вложил в руку хорезмского хана мокрое сало:

      – Ешь.

      Затем ногой подвинул поднос с мясом к ал-Мысри и предложил угощаться. Имам поблагодарил и взял кусок ребра.

      – А что ты скажешь об этих маленьких фигурках? – спросил каан.

      Торопливо проглотив непрожёванный кусок, ал-Мысри пояснил:

      – Это солдаты. Пешки.

      – Пешки.

      – Их много. Они мешают противнику перейти в наступление и выстраивают оборону важных фигур. Ими легко жертвуют, потому что их много. Но если пешка сумеет пройти через всё поле, она становится ферзём.

      – Вот видишь, наместник хорезмшаха, как это важно, иметь много надёжных пешек. Выходит, не так важна знатность, когда пешка может стать первой фигурой, если проявит упорство.

      Кучулук-хан энергично закивал в ответ, чуть не теряя сознание от вони и сала, которым вынужден был забивать рот, давясь от отвращения и при этом не смея подать виду. Глаза его наполнились слезой. Монгол ухмыльнулся.

      – Тогда я должен понимать, с кем имею дело, – сказал он. – С пешкой, которая желает дойти до конца поля, или с ферзём?

      – Я не люблю шахматы, повелитель, – выдавил из себя Кучулук-хан. – Мне ближе игра в бабки.

      – А, знаю. Там один забирает всё, довольно одной ловкости.

      Желая сменить тему, Кучулук-хан поднялся на ноги, снял с пояса кожаный мешок.

      – Вот, владыка, вот прими с чувством искренней дружбы и преклонения перед твоим безграничным величием.

      Каан хладнокровно взял мешок. Из него выпал усыпанный алмазами и изумрудами золотой амулет в форме парящего орла.

      – Это великая и бесценная вещь, – добавил Кучулук-хан, прежде чем сесть.

      Повертев орла в руках, каан пожал плечами:

      – Как может быть великой и бесценной вещь? Вещь – не степь, не горы. Великим может быть только Небо.

      – Я хотел сказать… я забыл сказать… этот амулет,